Месть нибелунгов - Торстен Деви Страница 13

Ион кивнул.

— Так-то оно так, но разве Гернот когда-нибудь поступал вопреки воле королевы? Да и, судя по тому, что рассказывают моряки, у нее действительно есть повод для волнений.

— А что они говорят?

Ион всегда хорошо разбирался в подобных вопросах, потому что помогал начальнику порта проверять прибывающие в Исландию корабли. Кроме чудовищных небылиц, ему временами приходилось выслушивать и последние сплетни с континента, так что о некоторых вещах он узнавал даже раньше самого короля.

— Болтают, что на континенте неспокойно. Войны еще нет, но ее запах уже витает в воздухе. Кузницы работают днем и ночью, а значит, очень скоро обнажится первое оружие. Это лишь вопрос времени.

Гелен вздохнул. Он уже чувствовал, как от него уплывает шанс наконец-то переспать с женщиной.

Ион прервал грустные мысли друга, подняв руку и прошептав:

— Тсс! Слышишь?

Гелен напряженно вслушался.

Исландская ночь знала много звуков, и здешняя земля иногда была громче, чем звери, которые по ней ходили. Через пару секунд парни услышали мерный топот копыт.

— Кони.

Ион облегченно застонал.

— Сигурд о нас не забыл.

— Ну и чудесно. — Гелен потер руки. — Умираю от голода.

Сигурд никогда не обращал внимания на то, чтобы разделить обед и разговоры, поэтому за трапезой с восторгом рассказывал о своем приключении.

— Точно вам говорю, дрык признал своего хозяина и покорился ему подобно побитой собаке.

Рассмеявшись, Гернот стукнул рукой по столу, так что мед из его бокала расплескался.

— Великолепно. Даже если бы это была не настоящая история, она все равно бы произвела хорошее впечатление. При бургундском дворе такая история позволила бы завоевать дружбу воинов.

Сигурд не увидел, что Гернот за эти слова в наказание получил уничтожающий взгляд Эльзы. Он радовался, оттого что отец им гордится.

— Я запишу эту историю.

Гернот нахмурился, а лицо Эльзы просияло.

— Отличная идея.

— Что ты хочешь записать и зачем? — уточнил Гернот.

Сигурд сделал глоток меда.

— Мое приключение. Вам ведь понравился мой рассказ? Может быть, он и другим людям придется по душе.

Гернот отмахнулся.

— Тогда расскажи о своем приключении так, как ты рассказал о нем сейчас. Все эти книги и записи — сплошная чушь. Тот, кто пишет о старых приключениях, новых не переживает.

Эльза положила ладонь на руку сына.

— Не слушай его. То, что ты запишешь на пергаменте, останется навечно.

— Вряд ли это можно назвать великим поступком, который следует запечатлеть на пергаменте, чтобы о нем не забыли предки, — возразил Гернот.

— Ну да, было бы лучше записать историю наших семей, чтобы потомки не забыли этот урок, — резко произнесла Эльза и тут же пожалела об этом.

Сигурд почувствовал возникшее между родителями напряжение, хотя и не мог объяснить его причину. Эльза и Гернот обычно не говорили о своих предках. Они приехали откуда-то издалека, чтобы занять осиротевший трон Исландии, и эта суровая страна стала для них родной.

— Но ведь дело не только в дрыке, — осторожно сказал Сигурд. — В Дании я еще успею набраться впечатлений.

В трапезной повисла тишина. Сигурд даже не слышал дыхания родителей. Юноша насторожился.

— Что случилось?

Эльза принялась есть, чтобы избежать необходимости отвечать на вопросы сына. В ее взгляде, брошенном на Гернота, явно читалось требование взять слово. Сперва король заупрямился, но потом вспомнил о своем долге и обещании, данном жене.

— Сигурд… — медленно начал Гернот и откашлялся. Затем он откашлялся еще раз. Только после этого ему удалось продолжить: — Мы с твоей мамой обсудили то, как нам видится твое будущее, и то, где тебе будет безопаснее. Мы сошлись на том… — Гернот замер — в этот момент Эльза благодарно сжала его руку. — Мы сошлись на том, что для Дании у тебя еще будет время.

Сигурд перестал жевать и с недоумением уставился на отца. Он был готов ко многому. К тому, что к нему приставят опекуна, потребуют, чтобы он все время отправлял из Дании письма, что ему не удастся заполучить очень уж много свободы в этом первом для него путешествии. Но отказ?..

— Я поеду в Данию, — спокойно, словно пытаясь убедить самого себя, пробормотал Сигурд. — Мне было дано обещание.

Гернот глубоко вздохнул. Он приготовился к спору с Сигурдом. Кричать на сына, приказывать и требовать всегда давалось Герноту легче, чем болезненные, чересчур мягкие разговоры с Эльзой, после которых у него сердце обливалось кровью. Он втайне надеялся, что Сигурд начнет ему возражать, и тогда взрыв ярости короля будет оправдан.

Сигурд повернулся к матери.

— Я поеду в Данию, — упрямо повторил он. — Вы ведь обещали мне!

— Не пытайся получить разрешение у матери, раз я уже запретил тебе эту поездку. — Голос Гернота звучал непреклонно.

Сигурд вскочил.

— Это разрешение я получил много месяцев назад. Я получил его от вас! — воскликнул принц. — Вы не можете нарушить свое слово беспричинно!

— Я король. Я имею право изменить свое решение, — возразил Гернот. — И насколько я понимаю, воля принца не перевешивает власть короля!

— Если этот замок — моя судьба, то что тогда отличает принца от нижайшего из слуг? — возмущенно вскричал Сигурд.

Мышцы на его руках сжимались и разжимались, и в конце концов юноша с яростью отбросил свой бокал в сторону.

— Хотя бы тот факт, что принцу за подобное поведение не грозит никакого наказания, — заметил Гернот. — Сигурд, я понимаю твое возмущение, но мое решение от этого не изменится.

Сигурд взглянул на мать.

— А ты? Ты тоже хочешь держать меня здесь в заточении, словно я не твой сын, а твой раб?

Эльза пыталась найти правильные слова, но она не умела спорить, поэтому отвечать пришлось Герноту.

— Если для тебя различие между сыном и рабом состоит только в том, позволят ли тебе развратничать при датском дворе, пока от пьянства твой дух не будет сломлен, то мне все равно! — воскликнул Гернот.

Сигурд растерялся и промолчал. Он испугался того, что Гернот, очевидно, знал его тайные намерения. Король горько расхохотался.

— Не думай, что ты первый мальчишка, которого жар чресл влечет к греху. Портовые города полны распутников и бездельников, просыпающихся в луже собственной мочи и хвалящихся грудями, между которых им доводилось всовывать свой язык!

Эльзе не нравилось, когда ее муж и король говорил подобным образом, даже если он и был прав. Она даже представить себе не могла, что Гернот или Сигурд способны испытывать такое постыдное чувство, как вожделение.