Царица ветров и тьмы - Пол Андерсон Страница 13

— Ты думаешь, я отведу тебя в Звездную Гавань или Кархеддин? Попробуй меня заставить!

— Я думаю, мы договоримся.

— И я подозреваю, ты рассчитываешь на нечто большее. — Погонщик Тумана оказался удивительно догадлив. — Что ты расскажешь, когда вернешься к себе домой?

— Да, это для вас проблема, не так ли? Барбро Каллен и я — не запуганные дальнопоселенцы. Мы — городские жители. Мы привезли с собой записывающую аппаратуру. Мы — первые, кто сможет сообщить о встрече с Древними, и наше сообщение будет подробным и доказательным. После этого люди не станут сидеть сложа руки.

— Я не боюсь смерти, — заявил Погонщик Тумана, хотя губы его при этом слегка дрожали. — Если я позволю тебе проникнуть туда, чтобы лишить нас всех свободы, мне все равно незачем будет жить.

— Сейчас тебе бояться нечего, — сказал Шерринфорд. — Ты всего лишь приманка.

Он опустился на сиденье и взглянул на юношу оценивающим взглядом, хотя при воспоминании о Барбро все сжималось у него внутри.

— Сам подумай. Твоя Царица, понятно, не может отпустить меня назад с пленником и рассказом о том, что я видел. Как-то она должна этому помешать. Пробиться я сумею: машина защищена лучше, чем ты думаешь. Но так мне никого не освободить, и поэтому я остаюсь на месте. Очевидно, свежие силы прибудут сюда со всей поспешностью, но я полагаю, они не станут бросаться очертя голову на машину с пулеметом, гаубицей и огнеметом. Каковы бы ни были их намерения, сначала они вступят в переговоры, и таким образом я добьюсь нужной мне встречи.

— Что ты задумал? — сердито пробормотал юноша.

— Для начала — вот это. Вместо приглашения. — Шерринфорд протянул руку и щелкнул переключателем. — Я убрал щит, умеющий читать мысли и наводить галлюцинации. Думаю, по крайней мере ваши вожаки почувствуют, что щит исчез. Возможно, это им прибавит уверенности.

— А потом?

— Потом посмотрим. Ты хочешь есть или пить?

В ожидании развития событий Шерринфорд пытался немного развеселить Погонщика Тумана, а заодно и узнать что-нибудь о его жизни, но тот отвечал коротко, односложно. Шерринфорд погасил свет в кабине и устроился в кресле поудобнее, наблюдая за поляной. Часы неопределенности тянулись долго.

Закончилось ожидание радостным полувскриком-полувсхлипом связанного юноши. Из леса вышел на поляну целый отряд Древних.

Некоторых из них было видно гораздо лучше, чем должно быть при скудном свете лун, звезд и северного сияния. Во главе отряда ехал на белом королевском олене с гирляндами на рогах мужчина невероятной, неземной красоты: его гордое лицо обрамляли платиновые волосы, волнами спадавшие на плечи из-под рогатого шлема. Плащ трепетал за его спиной, словно живые крылья. Кольчуга цвета изморози позвякивала при каждом шаге оленя.

Чуть позади, слева и справа, ехали двое с мечами, на которых то и дело вспыхивали и мелькали крохотные огоньки. В небе с трелями и смехом кувыркались на ветру какие-то существа. Неподалеку от их стаи зависли полупрозрачные сгустки тумана. Остальных, что следовали за вождем между деревьями, разглядеть было труднее. Но они двигались быстро и грациозно, словно ручей из ртути, перетекающий под звуки арф и труб.

— Лорд Луихад. — В голосе Погонщика Туманов слышалось беспредельное обожание. — Сам главный Познаватель Царицы.

Никогда в жизни не выпадало Шерринфорду задачи тяжелее — сидеть у приборной панели, держа палец на переключателе генератора защитного поля, и ждать. Чтобы лучше слышать, он спустил стекло одной из секций кабины. В лицо ударил порыв ветра, смешанного с запахом роз, что росли в саду его матери. В салоне фургона связанный юноша изо всех сил напрягал мышцы, чтобы дотянуться лицом к окну.

— Поговори с ними, — приказал Шерринфорд. — Спроси, будут ли они разговаривать со мной.

Полилась незнакомая мелодичная речь. Ответили ему точно так же.

— Да, — перевел Погонщик Тумана. — С тобой будет говорить сам лорд Луихад. Но я могу сразу сказать, что тебя никогда отсюда не выпустят. Лучше не сопротивляйся. Сдавайся. Выходи из машины. А то ты так и не узнаешь, что такое настоящая жизнь. Для этого надо хоть немного пожить в Кархеддине под горой.

Аутлинги приближались.

Джимми поманил и исчез. Барбро полулежала в крепких руках, прижатая к широкой груди, и чувствовала каждое движение коня под ней. Видимо, это действительно конь, смутно подумала она, хотя на дальних поселениях их почти уже не держали — разве что для каких-то особых целей или просто по привязанности. Она ощущала, как перекатываются его мышцы, слышала шелест стремительно раздвигаемых ветвей и тяжелый стук, когда копыто ударялось в камень. В окружающей ее темноте то и дело проскальзывало что-то живое, теплое.

— Не бойся, дорогая, — произнес всадник. — Это было видение. Но он ждет тебя, и скоро мы к нему приедем.

Смутно, в глубине сознания Барбро понимала, что она должна испытывать ужас, смятение и еще что-то. Но память о прошлом осталась где-то позади. Она даже не знала, как попала сюда, чувствуя лишь, что любима. Покой, долгожданный покой, отдых в тихом предвкушении радости…

Спустя какое-то время лес кончился, и они въехали на широкий луг, где в отблесках лун лежали огромные валуны. Тени от них шевелились в такт всполохам северного сияния. Над растущими между ними цветами, словно крохотные кометы, летали порхунчики. Впереди блестела гора, самый пик которой скрывался в облаках.

Барбро посмотрела вперед, увидела лошадиную голову и вдруг подумала: «Это же Самбо! Мой Самбо. Я каталась на нем в детстве». Потом она запрокинула голову и взглянула на мужчину в черном плаще с капюшоном, под которым лицо едва угадывалось.

— Тим… — прошептала она, потому что просто не могла закричать.

— Да, Барбро.

— Но я похоронила тебя…

— Неужели ты думаешь, что мы — это всего лишь телесная оболочка, которую кладут в могилу? Бедняжка моя. Ту, которая позвала нас, зовут Целительница. А теперь отдыхай, спи.

— Сон… — пробормотала она, какое-то время еще пытаясь сопротивляться, но сил уже не осталось. Почему она должна верить пепельно-бледным сказкам про атомы, энергию… Сказки, которые она даже не может вспомнить… Ведь рядом Тим, и на коне, подаренном ей отцом, они едут к Джимми. Сном была та, другая жизнь, а это ее первое робкое пробуждение.

Словно в ответ на ее мысли Тим проговорил:

— У аутлингов есть песня. Она называется «Песня о человеке»:

Мир плывет,

Его гонит невидимый ветер,

Впереди разгорается свет,

За кормой остается ночь…

Истинные Обитатели не знают такой печали.

— Я не понимаю тебя, — сказала Барбро.