Город смерти - Даррен О'Шонесси Страница 13

Когда я разглядел его толком, Кардинал опустил руки и, обронив «Мой черед», принялся изучать меня так же пристально, как я — его. Его глаза, как и у дяди Тео, прятались под приспущенными веками, но когда он что-то внимательно рассматривал, они широко раскрывались и были видны во всей своей красе: два омута, жидкой смерти.

— Что ж, — заявил он, насмотревшись, — я ожидал увидеть несколько иное. Учтите, ждать слишком многого — не в моих привычках, так что не могу сказать, что я разочарован. Ну а вы? Как я вам показался?

— Вы худой, — ответил я, подхватывая его небрежный тон. Правила игры были мне неизвестны, но если он хочет поиграть в беззаботную болтовню, пожалуйста. — Я думал, вы толще. Вы похожи на человека, который слишком часто засовывает себе два пальца в рот после обеда.

Он рассмеялся:

— Прелестно, мистер Райми. Искренность. Прямота. Честность. Последнее — большая помеха в жизни, но мы вас скоро от нее избавим. Да, я немного худощав. Когда-то я был полнее, но, знаете ли, работа, хлопоты с городом, дела да случаи… мне уже недосуг беспокоиться о еде и прочих мелочах.

— А зря, — ответил я. — Человек, который не имеет власти над собственным телом, вряд ли может претендовать на контроль над чем-то еще.

Он вновь рассмеялся, затем погрузился в молчание, словно выжидая моей реплики. Проблема была в том, что мне ничего не шло на ум. Глядя ему в глаза, я старался не ерзать на месте. Наконец он улыбнулся, удовлетворенно кивнул и сжалился надо мной.

— Значит, вы — мало кому известный Капак Райми. Красивое имя. Старое инкское имя, верно? Времен Атауальпы и Айаров, так?

— Я не в курсе, — ответил я. — Я всегда думал, что имя у меня самое обычное.

— О нет, — заверил он меня, — имя очень даже необычное. Я иногда что-нибудь почитываю. Нечасто, но бывает. Несколько десятков лет назад я прочел все, что известно об этих самых инках. Могущественный был народ. Ваше имя — фамилия их отца-основателя: его звали Манко Капак. В этом году ему откроют памятник. В нашем городе много чего связано с историей инков. Вы здесь придетесь ко двору, с таким-то именем.

А знаете, какой у инков был девиз? — Я помотал головой, замороченный этим странным разговором. — «Manan sua, manan Iluclla, manan quella». Означает: «Не кради, не убивай, не бездельничай». — На миг он умолк, задумавшись над сказанным. — С последней частью я согласен, — заявил он наконец. — Остальное — вздор. Никакой практической пользы. И однако же в этой фразе все инки: будь они практичными людьми, они бы не позволили испанцам вытирать об себя ноги.

Ну ладно, об этом довольно. — Хлопнув в ладоши, он жизнерадостно потер руки. — К делу. Вы хотите знать, зачем я вас сюда сегодня вызвал, зачем я убил вашего дядю и всех его людей, кроме вас. Верно?

— Этот вопрос приходил мне в голову, — сознался я.

— Ну естественно. Но сначала скажите: есть догадки? Версии?

Я помотал головой:

— Никаких.

— Отлично! Чего терпеть не могу, так это предположений. На свете столько людей, которые предполагают, гадают, лелеют свои грошовые идейки… Просто с души воротит, мистер Райми. Презираю игроков в угадайку. — Он потряс пальцем у меня перед носом. — Никогда не отрицайте своего невежества, — заявил он. — Знание — мощное оружие. Радуйтесь, если что-то знаете; мудростью гордитесь. Но когда вокруг вас смыкается тьма невежества — а это бывает сплошь и рядом, — никогда не камуфлируйте невежество фальшивым знанием. Никогда не прикидывайтесь, будто знаете больше, чем на самом деле. На таких людей я время не трачу. Верующие, нахалы и эти, про-ни-ца-тель-ны-е… — Он сплюнул на пол. — Дурни! Идиоты! Пытаются спрятаться за турусами на колесах. Мало мы знаем, очень мало, мистер Райми, настолько мало, что даже сами не сознаем, какой это мизер. По мне, грешно замазывать чудеса этого мира выдуманными истинами, теориями и догадками.

Он вновь погрузился в молчание, обдумывая сказанное, порой кивая сам себе — словно в знак согласия. Как и прежде, я ничего не говорил, но минуты шли, голова у меня работала, и внезапно мне вспомнилась одна деталь произошедшего на складе. Поразмыслив над ней с минуту, я решил, что момент удачный, и, откашлявшись, выпалил:

— Форд Тассо сегодня кое-что сказал.

— Да? — Кардинал поднял голову, глядя отрешенно — я его сбил. Затем он опомнился, и его лицо засияло лукавством искушенного в жизни человека. — Мистер Тассо не склонен зря бросать слова на ветер, — заявил он. — Искусством молчания он владеет отменно. Если он говорит, то говорит по делу.

— Он сказал нечто странное. В тот момент я особого внимания не обратил, но теперь, задним числом… Он говорил о снах. О том, что я… приснился вам…

Лицо Кардинала помрачнело.

— Оказывается, я поторопился. Очевидно, мистер Тассо освоил молчание хуже, чем я думал. Впрочем, — протянул он, почесывая подбородок, — вреда тут не будет. Может, оно даже к лучшему. Я и сам все раздумывал, как заговорить об этом сне так, чтобы не показаться полоумным.

Я вам расскажу, — решился он. — Станет ясно, зачем я вас вызвал. Ну… относительно ясно, — поправился он. — Возможно, вам будет трудно в это поверить, но тут я скажу лишь одно: отбросьте предрассудки, мистер Райми. Если эта ночь вас чему-то научит, то вот чему: вера — это все. Логика и реальность приходят и уходят, входят в моду и блекнут с каждым новым поколением. Религия, наука, святые угодники, техника. Тьфу! Поверьте, что мир реален — вот и весь фокус. Поверьте в то, что видите, слышите и ощущаете, мистер Райми, ибо вера — это сила. Вера — это прогресс. Сознательная вера — величайший дар, какой только может быть у человека.

На той неделе мне приснился сон, — продолжал он. — Ликвидацию вашего дяди и его людей я к тому времени распланировал — уже месяц как. Маловажное это было дело, я его в голове не держал. Жертва крохотной пешки — еженедельно я таких казню десятками. Но вот мне привиделось во сне, как его убивают. Я видел это, мистер Райми, как на киноэкране: пустой склад, Тео входит, ничего не подозревая, киллеры в боковых проходах. Я видел, как он вошел со своими людьми — людьми без лиц: мой сон на такие мелочи не разменивался! Я услышал, как взревели автоматы. Увидел, что Тео и его люди валятся как подкошенные, беспомощнее ягнят. Нет, лучше я сравню их с никчемными крысами, которых и хоронить-то по-людски не стоит — только зря возиться.

Я уже хотел перевернуться на другой бок и перебраться в другой сон, повеселее, но тут заметил фигуру, которая была не на месте. Один из людей Тео остался стоять. Стрельба продолжалась, повсюду разрывались пули, а он стоял и улыбался, заносчивая сволочь, нахальный щенок.

Он направился ко мне. Подходил все ближе. Еще несколько шагов, и я заглянул ему в лицо: камера моего сна наехала на него, взяла максимально крупным планом. Его лицо все разрасталось и разрасталось. Самоуверенно улыбаясь, оно заполнило весь мир моего сна. Крупнее, еще крупнее.

В этот момент я проснулся. И первое, что подумал; такой человек мне сгодится. Человек, которого так просто не убьешь. Самоуверенный, неистребимый. Его присутствие украсит мою организацию. Ценный кадр.