На краю бездны - Олег Бондарев Страница 13

Тогда они отчаянно пытаются хвататься за жизнь, тогда они понимают ее настоящую цену.

Самое забавное, что многие даже не подозревают, когда наступит смерть. Кто-то охотно отдает месяц и умирает через несколько дней. Кто-то – целые годы и живет еще несколько десятилетий.

Впрочем, жнецам нет дела до людских жизней. Обитатели ночного мира слишком дорожат своими. Слишком важны для убийц минуты, секунды, мгновения настоящей жизни после долгого сна.

Сон… Сон для них – это ад.

Сон жнеца – одна сплошная пустота. Бездна.

Вот почему Джефри так обрадовался, когда проклятая темнота потускнела, а потом и вовсе растаяла, открыв взгляду лес.

Он закрыл глаза и с минуту сидел, вдыхая свежий воздух.

Когда жнец открыл глаза, он уже знал, что от него требуется.

Поэтому он встал, проверил, легко ли выходит из ножен меч, и пошел в чащу.

* * *

Деревенька Гнили ничем не отличалась бы от обычной, если бы не столбы, на которых возвышались дома. Как объяснил Гурб (таким именем представился Брейву болотник), с каждым годом эти столбы все глубже уходили в рыхлую болотную почву, и потому местные жители стремились размещать хибарки как можно выше. Некоторые, включая самого Гурба и деревенского старосту, вовсе селились на деревьях, их дома стояли на массивных ветвях многолетних дубов.

Поднявшись по веревочной лестнице наверх, провожатый махнул Брейву рукой:

– Забирайся, Клевец! Здесь, в тишине и спокойствии, я смогу рассказать тебе то, что ты так хочешь услышать!

Говорил Гурб красиво и напыщенно, словно седобородый мудрец из сказок. Это немного раздражало, но Брейв был слишком увлечен тайной, чтобы обращать на манеру речи болотника хоть какое-то внимание. Поэтому он без лишних предисловий полез наверх.

Домик состоял всего из одной комнаты. Из мебели – стол, два стула. На полу – лежак, вместо одеяла – шкура неизвестного Брейву зверя.

Вот и вся обстановка.

– Садись, – сказал Гурб, опускаясь на один из стульев и смахивая со стола хлебные крошки, видимо не прибранные с обеда.

Парень занял свободный стул и выжидающе посмотрел на болотника.

– Рассказывать можно долго… – начал лысый. – Но это ни к чему. Я скажу только о главном. На самом деле далеко не все болотники – преступники, осужденные вашим королем. Многие из нас родились и выросли в Фагосе.

– Как?! – удивленно воскликнул Брейв. – Но…

– Ты хочешь сказать, все считали, что в Фагосе нет людей? Я это знаю. Но ваши маги ошиблись. Мы немного отличаемся от обычных людей, поэтому нас и не нашли.

– Чем же вы так отличаетесь? Я, например, ничего особого не вижу!

– Это нельзя увидеть – ни магическим, ни обычным взглядом. А все дело в том, что мы – это помесь человека и бурого.

– Что? – одними губами переспросил шокированный Брейв.

Ему живо вспомнился тот монстр, которому он вчера всадил в глаз стрелу.

Как такое возможно? Чудовище скрестилось с человеком… Бред.

– Это было очень-очень давно. Как так вышло, не знает никто. Но вышло. И теперь мы являемся теми, кем являемся – внешне мы люди, но наполовину – бурые.

Впрочем, я отошел от главной темы нашего разговора…

Итак, люди живут в Фагосе практически с самого начала его существования. Но потом произошло смешение кровей, а затем по непонятным причинам остались только мы – те, кого сейчас называют болотниками. Наши предки, такие же люди, как ты или твой друг-охотник, исчезли – не смогли выжить в этом мире.

Те наши предки были весьма склонны к магии – больше, чем мы. Гораздо больше. И среди них был один ясновидящий. В летописях он значится как Ворон.

Ворон мог видеть будущее и предсказывать его. Разумеется, он не видел все так ясно, как ты сейчас видишь меня или я – тебя. Но наиболее яркие детали из этого будущего были его чудесному взгляду доступны.

Ворон разглядел и то, что наш мир станет колонией, и то, что каторжники взбунтуются, перебьют надзирателей и захватят власть. Но самое главное – он увидел тебя, Клевец. Вот, посмотри…

Гурб достал из кармана маленький ключик и, открыв с его помощью ящик стола, достал кусок ткани, закрепленный в грубой деревянной рамке.

– Что это? – спросил Брейв, принимая «картину» из рук болотника.

– Ворон вышил твой образ на куске полотна.

Брейв посмотрел на ткань. Лоб его мигом покрылся крупными каплями пота, в горле пересохло.

На куске ткани он увидел себя. Свое лицо. Конечно, не в мельчайших подробностях, но очень похоже.

– Но почему он вышил именно меня? – дрожащим голосом спросил Брейв. – Чем я так важен?

– Ты – Клевец. Ты предназначен судьбой для того, чтобы разрушить стену, отделяющую этот мир от других.

– Но зачем ее рушить?

– Фагос умирает, Клевец. Он держится только на анреоне, а его с каждым днем становится все меньше и меньше. Когда анреон иссякнет, Фагос умрет.

Брейв вздрогнул, услышав последние слова Гурба.

– И что, ничего нельзя сделать?

– Можно. Нужно разрушить стену мира.

– Проще говоря, нужно уносить ноги отсюда.

– Называй как угодно. Но мир уже не спасти, а людей, его населяющих, можно.

Брейв хотел задать Гурбу еще один вопрос, когда снизу послышался громкий звон. Словно в гонг ударили.

– Проклятие! – воскликнул болотник и метнулся к лежаку.

– Что происходит? – спросил парень.

– На деревню напали!

Гурб достал из-под лежака длинный кинжал с чуть изогнутым лезвием и, перехватив рукоять, бросился к лестнице. Брейв, на ходу выдернув кортеланс из ножен, устремился за болотником.

Все размышления парень отложил на потом. Сейчас он думал только о том, как бы не угодить под стрелу, если атакуют люди, и под когтистую лапу, если – звери.

Ладонь уже успела вспотеть. Брейв обтер ее о штанину и, снова сжав пальцы на рукояти, стал спускаться по лестнице.

Гурб ждал внизу.

– Что такое? Ложная тревога? – спросил Брейв, оглядываясь по сторонам в поисках невидимого врага.

– Да нет. Вон, погляди. – Болотник указал влево.

Десятка три лысых мужиков с ножами и мечами, заключив в кольцо восьмерку облаченных в синее людей, без криков и лишнего шума резали последних.

– Идиоты, – хмыкнул Гурб. – Сунуться в Гниль ввосьмером! Ха! Полезли обратно, Клевец…

– Да мне уже, наверное, пора…

– Что значит «пора»?

– Ну, солнце почти село. А мне надо вернуться в город до наступления темноты.