Нордвуд. Сумрачный город - Хелен Тодд Страница 13

Николас больше не подбирал слова и не пытался мягко объяснить причину, по которой они находились здесь. Шансов выйти у них имелось немного. Но главным было не потерять человечность, чтобы, если появится возможность вернуться, остаться в здравом уме. Для этого нужны были дом и магическая защита.

– Мерзость. – Джин-Рут поставила чашку, которую только что взяла в руки, чтобы попить. – Мрак, холод… и да, мерзость.

Она покачала головой и плотнее укуталась в шаль. Ее взгляд застыл на пятнистом печворке. Наверняка Николасу казалось, что Джин-Рут хотела бы увидеться во сне с братом, но попросить не решалась.

Значит, нечего зря тратить силы.

– Тодор придумает, как нас достать. Но и ты, и я будем обязаны сделать все, что он попросит.

– Да-да, хочешь что-то получить – заплати, – безразлично сказала Джин-Рут и явно показала, что разговор окончен.

Видимо, те нечастые минуты их общения были нужны ей, чтобы не сойти с ума. И Николас все чаще ловил себя на мысли, что устал. Прежде всего от попыток тянуть со дна того, кто едва ли понимал, что плывет не сам.

В этом несуразном, чудаковатом доме Николасу было тепло. Все вокруг – его воспоминания, связь с реальностью.

Потертый комод из отцовского дома. В нем всегда лежал хороший табак, отчего дерево издавало слегка терпкий аромат со сладковато-смолистым оттенком и почему-то пахло имбирем и шоколадом, которых никогда не бывало в узких ящиках.

Широкие темно-зеленые кресла. Их бархат переливался от пламени фигурных свечей. Они, как и диван, являлись кусочком любимого кафе в Лавке Зодчего. Там всегда было людно, шумно и потому уютно: ты не был один, но никто не влезал в твои мысли и не тревожил душу.

Ванная комната точь-в-точь как в фамильном особняке. На полочках лежали душистые травяные мыла, которые так нравились матери Николаса. А на массивных крючках висели серые махровые полотенца. Любимый цвет отца: графитовый, насыщенный и глубокий при своей простоте.

Родителей не стало несколько лет назад. Но Николас помнил каждую деталь, которая делала дом родным: ароматы, любимые вещи, кухня, ради которой пришлось пойти на компромисс – отец не хотел темную, но уступил матери.

Эти воспоминания вдыхали в него жизнь, собирали по кусочкам и создавали фундамент. Прошлое делает нас теми, кто мы есть. И, находясь столько времени вне мира, Николас наконец-то понял, что значит не зацикливаться на прошлом, а прокручивать его и переносить эмоции в то настоящее, доступное здесь и сейчас.

Заточение в Зазеркалье научило его жизни больше, чем треклятые испытания, которые он прошел в Нордвуде.

Но за все своя плата.

В этом Джин-Рут была права.

* * *

Сложнее всего было засыпать. Джин-Рут давно принимала снотворные. Николас наотрез отказывался погружаться в сон с помощью таблеток. Поэтому долго лежал, рассматривая потолок, и не мог отключиться.

В голове постоянно вертелись даты, числа, шум Лавки Зодчего, график работы приемного отделения у стражников, список вопросов для собеседования. Переживания, что за время его отсутствия накопился долг по особняку. Или что кто-то выбил окно, и теперь злосчастная влага Нордвуда наполнила здание сыростью.

Иногда Николасу снилось, как увядает жизнь в городе. Он отчетливо видел блеклые нити магии, высасывающие из него жизнь. Все становилось неестественно серым, пустым и призрачным, как Зазеркальный мир, а после резко погружалось в темноту, по какой-то причине вязкую и липкую…

Так было всегда.

Чернота была одной и той же.

После таких условных, ведь за окном было не разобрать ни рассвета, ни сумерек, ночей Николасу хотелось отмыться от неприятного ощущения. Ему казалось, что та отвратительная жижа оставила на нем следы крови. Не его, а чужой.

Он знал – все надо просто пережить. Отвлечь себя рутиной, защитой их сотканного из магии дома, наполнить его музыкой и тем бытом, с которым забываешь дни недели и число на календаре.

От этих мыслей сон ускользал, исчезали вязкие отпечатки и мерзкое ощущение в груди.

Нужно было просто расслабиться, думать о чем-нибудь, переключиться.

В этот раз все должно быть иначе. Аннетт обещала выйти на связь. Она читала заклинание, позволяя Николасу проникнуть в ее грезы. Быть ближе, чем положено. Быть рядом, несмотря на то что Нордвуд для него оставался закрыт.

Эти мгновения, наполненные поначалу вспышками из жизни Ани, пока ее сознание не блокировало их, а после – выдуманным пространством. Всегда разным, но знакомым Николасу.

Аннетт так помогала ему помнить о городе, показывала реальность, ведь воображаемый мир у него уже имелся.

– Как ты? – хрипло спросил Николас.

Будто забыл, как говорить, хотя часто перебрасывался фразами с Джин-Рут.

– Тревожно, Тодор нашел опасный способ вернуть вас.

Ани сидела за круглым столиком в его любимой кофейне «Вечер вестей», расположенной у обрыва.

– Другим он и не мог быть. Речь ведь о балансе магии… Нас нет, чтобы источник был ваш…

– Магией и придется пожертвовать. На что-то бытовое, например разогреть чайник, сложить вещи и поставить на место книги, должно хватать, и, может, если повезет, получится сделать пару перемещений по Нордвуду. Или… не останется почти ничего.

Аннетт говорила об этом тихо, нервно перебирая в руке тонкую серебряную цепочку с подвеской-мотыльком. Рядом на кружевной скатерти лежала книга с таким же контурным символом. Название «СНЫ» заглавными буквами.

– Это о Хилморе, городе, где есть вестники. Они чем-то похожи на носителей знака S, только живут вечно. И связывают через сновидения мертвых и живых. Думала там поискать подсказки, но, кроме того как отделять сны от посланий призраков, ничего не нашла.

Горький вздох Ани откликнулся болью в груди. Ей было не все равно. По-человечески, по-дружески. Несмотря на их несложившееся прошлое. Николаса это заставляло бороться за будущее. За возможность оправдать ее доверие. Пусть и не совсем такое, как в его мечтах.

Ледяной мир научил его ценить крошечные угольки тепла. Из них, возможно, и не разжечь пламя, но они позволят продержаться еще немного.

– Мы многим обязаны Тодору. – Он говорил за себя и за отсутствовавшую здесь Джин.

– А он – вам.

– Я знаю. Тодор всегда считал, что ты нить, связывающая все знаки. Найдешь ключик к носителям и поможешь каждому из них остаться в команде, не быть одному. И это правда.

Николас сел напротив, сжал деревянный подлокотник и усилием воли заставил себя замолчать. Пара лишних слов может превратить штиль в шторм.

– Я рада, если это так. Мы стали слишком близки, чтобы держаться отдельно друг от друга.

Она наклонила голову, мягко улыбнулась и с тоской перевела взгляд на бесполезную в этой ситуации книгу.