Тайные ходы Венисаны - Линор Горалик Страница 13

«А на рассвете, – думает Агата, – все покажется не таким ужасным».

Вот только заснуть Агате вряд ли удастся – она будет лежать и медленно сходить с ума, не зная, что ей делать дальше: идти вперед или вернуться назад, идти вперед или вернуться назад, идти вперед или вернуться назад… От усталости и отчаяния Агата колотит по земле грязными исцарапанными кулачками, делает несколько глубоких вдохов – и вдруг лимонно-ванильный запах, совсем слабый, снова чудится ей. Он доносится откуда-то слева, и, боясь спугнуть наваждение, Агата сидит и дышит так глубоко, что у нее кружится голова. Нет, нет, ей не кажется: определенно слева! Не жалея ладоней и коленок, Агата бежит в сторону запаха, и запах помогает ей: он усиливается, он становится все отчетливей и слаще, «мадленками» уже пахнет так, будто Агата подходит к огромной прекрасной кондитерской, как будто она стоит у самого-самого прилавка, сплошь заваленного свежайшими «мадленками», как будто она склоняется над подносом, как будто…

Ветер почти сбивает Агату на землю, и ей приходится вцепиться в узловатый ствол санфламмация, чтобы не упасть. Это не просто ветер – это похоже на ураган, норовящий подхватить Агату и потащить вверх. Агата смотрит – и не может поверить в то, что видит: прямо перед ней из земли бьет огромный, широченный, черный с золотыми блестками столб «дыхания святого Макария». Агата поспешно прикрывает широким рукавом комбинезона нос и рот, чтобы «дыхание» не ворвалось ей в легкие прямо сейчас, и запрокидывает голову: напор черного с золотом газа то ослабевает (и тогда видно, как с корнем вырванное из земли мелкое деревце пляшет на этом столбе, точно сломанная игрушка), то вдруг взлетает ввысь – а там, в самой вышине, в потолке, зияет дыра, и если запрыгнуть на этот столб… Если попробовать взлететь на нем, совсем как сломанное деревце… «На четвертый этаж не переходят. На четвертый этаж возносятся. Да только у тебя кишка тонка». Ох, думает Агата в ужасе, кажется, монахиня права. Мысль о том, что эта черная струя воздуха поднимет Агату туда, вверх, вверх, вверх, так пугает, что в животе делается нехорошо. «А ты не думай, – вдруг издевательски говорит Агате внутренний голос. – Ступай-ка прочь, детка, потихоньку-полегоньку, поспи под кустиком, дождись утречка, спустись по лесенке и беги к мамочке и папочке – и к своему ненаглядному Торсону. Будешь при нем собачкой – вон как ты научилась на четвереньках бегать. Если, конечно, Мелисса вообще разрешит ему дружить с „ундерритой”, хе-хе. А про маму с папой забудь – ты ведь даже не знаешь, хочешь ли ты спасать маму с папой, верно, маленькая трусишка? Не знаешь – и не узнаешь, маленькая трусишка. Вот и не спасай, вот и не надо…»

И тогда Агата отпускает шершавый шипастый ствол санфламмация и делает шаг вперед. И еще шаг, и еще. Она все еще закрывает рот и нос рукавом, но теперь дышит ровно и неглубоко, ей нужна еще секунда, еще буквально секунда, ей надо просто собраться… Одним движением Агата отдергивает руку от лица, зажмуривается и вдыхает черный с золотом воздух, бьющий из-под земли, – вдыхает так глубоко, как только может.

…Кругом вода – прекрасная, прозрачная, голубоватая, теплая вода, и Агате ужасно весело. Она вытягивает руки перед собой – и одновременно узнает и не узнает их: это ее, Агатины, руки, вот только они совсем маленькие, пухлые, и маминого браслетика на них пока нет, и шрама, оставленного витражным осколком, тоже нет, но ноготь на левом мизинце растет немножко вбок – нет, это точно, точно руки Агаты. А вот появляются еще две руки: одна – слева, и на ней два браслета – узорчатый обручальный и детский цветной, а вторая справа – тонкая, изящная, мамина, и Агата хватает обе эти руки, и ее пронзает такое невозможное ощущение счастья – от того, что ей пять лет, и это ее день рождения, и она впервые в Водном парке с мамой и папой, в единственном месте, где можно не бояться воды, потому что Водный парк построил сам ка'дуче, да только все равно все боятся, поэтому они тут, считай, одни! Мама и папа выныривают с ней, с Агатой, и хохочут, и маленькая Агата тоже хохочет и дрыгает в воздухе ногами, а большая Агата неимоверным усилием отползает в сторону от черного воздушного столба, пахнущего так невозможно прекрасно и сладко, – отползает и ложится на землю, отползает и плачет, потому что теперь она знает о своих желаниях все, все, все.

Первая попытка запрыгнуть на воздушный столб заканчивается тем, что Агата больно шлепается на землю и отбивает бок об огромный шипастый корень санфламмация. Вторую попытку Агата делает с разбега, сначала подождав, чтобы столб стал пониже, – на этот раз она плашмя плюхается на черную струю, бьющую из земли, и тут же понимает, зачем монахам эти плотные бесформенные синие комбинезоны: дело тут вовсе не в защите от кладбищенской грязи! Агатин комбинезон наполняется черным воздухом, рукава и штанины раздуваются, как паруса. «Не смотреть вниз, только не смотреть вниз», – думает замершая от ужаса Агата, а струя «макариева дыхания» толкает ее вверх, вверх и вверх, и крошечные золотинки впиваются ей в кожу.

Сцена 9,
посвященная памяти святопреставившегося новомученика и героя, куафера Уирра. Его собственное имя было «Ру», он принял судьбу своего святого, был Тонкостью своей команды, ловким куафером и деликатным человеком. Мы помним, что это он придумал стричь секущиеся волосы ножницами, раскаленными на огне

Глаза Агаты медленно привыкают к свету – но, к счастью, свет этот совсем слабый, и идет он откуда-то издалека. По крайней мере, здесь чисто и сухо – и под грязными ладошками Агаты не кладбищенская земля, а что-то ровное, гладкое, очень приятное на ощупь. В тусклом свете Агате удается разглядеть отполированный деревянный пол, а на полу – изящный повторяющийся рисунок: несколько детей, мальчиков и девочек, одетые для какого-то карнавала (вроде бы не для Дня святого Ульрика – по крайней мере, таких масок Агата раньше никогда не видела), танцуют парами, а один мальчик плачет в стороне. Рисунок очень нравится Агате, она бы поразглядывала маски как следует, но кусочки дерева вытерты или выбиты, и вообще огромный бальный зал, где находится Агата, изрядно пострадал от времени: шелковые желтые обои кое-где висят клочьями, в огромных люстрах из прозрачных раковин акваритана недостает подвесок, и когда Агата, осторожно поднявшись, начинает обходить зал по кругу, пол под ее ногами заунывно скрипит на разные голоса. За ближайшей дверью оказывается еще один такой же старый зал, за ним еще и еще, но где-то недалеко играет музыка, и из-под дверей пробивается свет. Вечеринка! Та самая вечеринка, на которую шла женщина по имени Ласка, и Агате надо просто найти Ласку и узнать, как попасть с четвертого этажа на пятый, – не верит же Агата всерьез ни в каких «чудовищ»! И еще, быстро соображает Агата, где вечеринка, там и еда, а еда ей сейчас очень бы не помешала. Правда, являться на вечеринку без приглашения, да еще и грязной с ног до головы, не слишком вежливо – но она, Агата, уже избавилась от отвратительного монашеского комбинезона, а Ласка наверняка подскажет ей, где умыться. Что же до приглашения…