Компас черного капитана - Юрий Погуляй Страница 13

Я очнулся. И в первый момент почувствовал сказочное облегчение на душе, понимая, что весь этот ужас мне попросту привиделся. Что пора вставать, что нужно откинуть в сторону тяжелое нагретое одеяло, спустить ноги на расстеленную на полу шкуру, ежась от идущей от стен морозной свежести, потянуться к стулу за сложенными вещами. А затем выскользнуть на пропахшую ароматами теплую кухню, поприветствовать гремящую кастрюлями Эйду, кивнуть брату, если он уже проснется к тому времени, торопливо позавтракать и поспешить в таверну Пухлого Боба, чтобы до блеска натереть полы, прежде чем появятся первые посетители…

— Ты как? — тихо спросил меня Сканди. Он сидел рядом с моей кроватью, на неудобном прикрученном к полу стуле. Жиденькая поросль на голове старика спуталась, всклокочилась. Плечи его были опущены, как и крючковатый нос. В светлых, почти прозрачных глазах зияла жуткая пустота. Над верхней губой у шамана росла некрасивая бородавка. Я никогда раньше ее не замечал.

Потолок над его седой головой был окрашен в рыжий цвет. В углах седела плесень — неприятная, как затаившаяся болезнь. Над кроватью висел фонарь и тепло освещал комнату, в которой мы оказались. Матрас подо мной дрожал, и откуда-то снизу доносилось равномерное глухое гудение двигателей. На столике у кровати тихонько дребезжала ложка в кружке с горячим напитком.

Я понял, что нахожусь на храмовом ледоходе. Понял, что Темный Бог, разрушающий Кассин-Онг, мне не приснился. Беспомощно посмотрел на старика, почувствовал жгущую его изнутри тоску…

И заплакал. Слезы сами брызнули у меня из глаз. Я пытался унять их, но любая мысль о моей деревне, о моей семье причиняла невыносимую муку. Пришлось сцепить зубы, но постыдные рыдания все равно рвались из груди, а перед глазами стояла картина взлетающих в небо платформ, и в ушах царил стон ломающегося и гнущегося железа. Что, если Лумена, моего брата, больше нет? И его жены, заменившей мне мать, тоже? И Пухлого Боба? И Сансы? И добродушного Занза ан Эфтала, и его смешливой дочки Инни?

Что, если никого больше нет?!

Сканди отвел от меня глаза, сжал тонкие бледные губы и тяжело вздохнул. Смотрел он будто в пустоту.

— Не плачь, — наконец сказал он и положил теплую и шершавую руку мне на щеку, чуть погладил. Ласково потрепал по волосам. — Не плачь… Все уже позади. Темный Бог ушел.

Он опять вздохнул. И тут я сквозь собственную боль и горе почувствовал, как сжигают шамана страх и чувство вины…

— Почему вы не сказали, что идет Темный Бог? — Слезы мгновенно пересохли, уступив место закипающей ярости. — Почему вы не сказали?!

Шаман ничего не ответил. В нем всплеснулось болезненное сожаление, но мне этого было мало. Он должен был предупредить нас. Это его обязанность, его предназначение. Обитатели храмовых ледоходов ни в чем себе не отказывали и могли попросить чего угодно у опекаемых жителей, но взамен от них требовалось всего лишь предупредить нас, если пробудится Темный Бог и направится прямо к деревне. Неужели все эти годы Сканди лгал, что обладает даром предвидения? Неужели он никогда не чувствовал того, что таится подо льдами?

Он так много рассказывал мне про этот дар. Про чувство тревоги, которое непременно возникнет, когда вечно блуждающий Темный Бог окажется где-то неподалеку, но еще на глубине. Про ту тонкую струну, которая зазвенит и оборвется, если чудовище начнет подниматься.

Какое-то время Сканди считал, что моя эмпатия — это признак дремлющего таланта. Что в будущем мне тоже суждено чувствовать приближение Темного Бога. Иногда так случается. Иногда не нужно иметь в своем роду шаманов, чтобы стать дурным вестником.

Но я так и не научился секрету Сканди. Поэтому нас должен был предупредить именно он, потомок могучих повелителей стихийных духов. Он обязан был сказать нам об опасности за два дня до того, как затрещит лед под напором глубинного владыки. За два дня!

— Почему?! — повторил я.

— Я не почувствовал… — наконец проскрипел он. Горе состарило его еще сильнее, и на вид ему сейчас можно было дать лет сто, а то и больше. Глубокие морщины прорезали лоб, скопились у глаз, щеки одрябли и покрылись пятнами.

— Вы же шаман… Вы должны были почувствовать…

— Должен был, — глухо сказал он. — Знаю, что должен был… Я всегда думал, что… Я очень виноват, Эд ан Бауди. Прости меня. Я…

Старик сжался. Он беззвучно шевелил губами, а в уголках его глаз поблескивали слезы.

— Я не знал… — Он сделал прерывистый вздох. — Я должен был. Но… Я думал… Может быть, мой отец тоже… Два поколения Темный Бог не заглядывал в наши края… Может, мы перестали…

Мой гнев неожиданно рассыпался в снежную крупу и осел в глубине души. Я молча натянул на нос мягкое одеяло и пустым взглядом уставился в потолок. Шевелиться не хотелось, и даже отвести взгляд от рыжих пятен стало немыслимым подвигом. Меня охватил озноб, словно холод пробился сквозь стены ледохода и проник в комнату. Застучали зубы, задрожали руки. Тепло комнаты и одеяла никак не спасали от идущей откуда-то изнутри слабости.

— А где наши? — наконец спросил я и напрягся, ожидая жестокого ответа.

Сканди дернулся, натянуто улыбнулся:

— Все хорошо, Эд ан Бауди. Все хорошо.

В груди неприятно сжало, собралось в комок и болезненно екнуло. Я сел, глядя на шамана. Неужели все-таки…

— Они были в цирке. Все были в цирке. Большой ледоход не так-то просто уничтожить, — пробормотал Сканди. На меня он не смотрел. — Ярмарку снесло к северу. Льдину подняло, и они скатились. Я видел ледоходы, да. Я видел корабли на той стороне расщелины.