Попутчики - Наталья Авербух Страница 127

Лонгин дружелюбно кивнул ему и как ни в чём ни бывало направился к лестнице, но вдруг остановился.

— Ах, да! — спохватился волшебник. — Совсем забыл. Почтенный Маелджи прислал…

Он порылся за пазухой и извлёк оттуда обрывок пергамента.

— Вот, возьми. Впиши вот сюда и сюда имя, рост и вес, хотя бы приблизительно… расположение звёзд… хм… ну, наверное, дату рождения кого-нибудь из твоих пленников, которых ты не боишься потерять. И прикрепи ему на лоб. Пусть кто-нибудь запишет, что произойдёт после… ах, да! Сначала его надо… ну, хотя бы поцарапать.

— А что это? — поинтересовался приор.

— А, это очень старое заклинание, его придумали задолго до того, как в святые земли пришли лельфы ^[36]. Оно должно усилить последнее из пережитых человеком ощущений… Его применяли, чтобы насладиться музыкой или распознать, нет ли в еде яда… Но оно же может усилить и боль… Я не очень уверен в расчётах… Если мы ошибаемся, может остановиться сердце… поэтому испытай его на том, о ком не будешь жалеть. Я бы остался и попробовал откорректировать… но мне попросту некогда… если мы не поторопимся, эти юные сапожники увеличат Серую пустошь вдвое своими стараниями.

Врени посторонилась, стараясь сделаться незаметной. С её ростом это было не так-то просто. От доброжелательной беседы мага и приора просто мутило. «Ненужные пленники»! Повернись судьба иначе — и она могла бы оказаться среди этих самых ненужных пленников и на ней могли бы испытывать заморские чёрные чары. Волшебник пришёл мимо неё, даже не замечая. Это было на него похоже, он так же вёл себя и в Раноге, и на встречах: не видел никого и ничего, если это не входило в круг его интересов.

А вот приор таким не был. Врени даже ощутила к нему что-то вроде признательности, когда монах, проводив волшебника, повернулся к ней и участливо спросил:

— Тебя что-то расстроило, дочь моя?

— Отстали бы вы от меня… отец, — грубо ответила она. — Вам мало, что под вашу дудку все пляшут? Теперь ещё и этот. Не знаю, чем вы его купили и для чего, но со мной такое не пройдёт.

— Я ничем его не покупал, — как будто даже удивился приор, — я никого не покупаю. Я предлагаю людям то, в чём они нуждаются, и прошу их помочь в ответ, только и всего.

— Мне ничего не надо, кроме свободы, — уныло сказала цирюльница.

— Свободы травить клопов, ночевать на грязной соломе вперемешку с крысами? — поддел её приор.

— Да! — огрызнулась Врени. — Не надо, монах. Не играй словами. Ты хитрый, я знаю. Ты кого угодно обманешь и я тебе ни на медяк не верю.

— Но я никого не обманывал, дочь моя.

— Не юли… те, отец. Я кое-что знаю ведь и о вас тоже. Зачем вы велели моим братьям избить бедолагу Полди? Он готов отдать за вас жизнь, а вы его предали. И вам ведь не стыдно смотреть ему в глаза.

— Отдать жизнь, — вздохнул приор. Он вдруг показался Врени страшно усталым… и старым. — Отдать жизнь… В юности мы думаем, что сделаем это, шагнув навстречу вражеской стреле… А в старости понимаем, что отдаём жизнь, посвящая каждое её мгновение выбранному делу.

— Если под стрелу успел выскочить другой дурак, — вставила Врени. Приор засмеялся.

— У меня есть немного времени. Пойдём, найдём брата Полди.

— Зачем? — подозрительно спросила цирюльница.

— Пойдём, дочь моя, — настаивал приор. — Ты ведь хотела… справедливости.

— Уже не хочу, — мрачно буркнула Врени, послушно следуя за приором.

* * *

Они нашли брата Полди во дворе. Он стоял позади небольшого садика, у самого обрыва, которым заканчивался двор, и смотрел вниз, на реку. Услышав шаги, обернулся с вежливой улыбкой, которая стала шире и искренней, когда он разглядел тех, кто к нему подошёл.

— Отец Наркис! Врени! — сказал он. — Смотрите… Разве не прекрасно то, что сотворено Создателем?

Врени равнодушно мазнула взглядом по утопающей в осеннем золоте долине.

— Все Его творения прекрасны, — согласился приор. — Я помню, ты и в монастыре уходил и вот так вот любовался дикими местами.

Полди ответил почти что детской улыбкой.

— Мир велик и прекрасен, отец. И горы, и реки, и люди…

Врени вытаращилась на него как на невиданное чудо.

Там, в подвалах оставшегося за их спинами дома, люди стонали от нестерпимой боли. Стоящий рядом с ним человек их допрашивал. Враг его побери, этого святошу недавно ещё хотели жестоко убить! Люди — прекрасны?! Она не ослышалась?!

— Врени так не считает, — кивнул на неё приор с улыбкой.

Цирюльница внутренне ощетинилась. Брат Полди тоже кивнул.

— Она много общалась с дурными сторонами мира и уже не может видеть хорошие, — пояснил монах своему приору.

— Я не могу?! — взвилась цирюльница. — Я не могу видеть?! Да ты спятил, монах! Ты слеп, а я не могу видеть?!

— Врени, пожалуйста, — терпеливо произнёс брат Полди. — Позволь себе увидеть…

— Замолчи! — рявкнула цирюльница. — С меня хватит твоих проповедей! Да чтоб ты знал — всё, во что ты веришь — это обман! Сплошное надувательство!

Полди удивлённо заморгал.

— Что стряслось? — обеспокоенно спросил он. — Тебя кто-то обидел?

Врени взвыла.

— Да ничего не стряслось, ты, недотёпа! Меня никто не обижал. Ты, ты, балбес, обманут! Вот этим своим «отцом» обманут! Да другой на твоём месте молился бы сиротой остаться с таким «папашей»!

— Отец Наркис, что-то случилось? — ещё больше заволновался брат Полди.

— Как же вы мне оба надоели, со своим лицемерием и глупостью! — выкрикнула Врени, но вдруг увидела, что в глазах монаха стоят слёзы. — Извини.

— Прости её, — наконец заговорил приор. — Она полна беспокойства и тревоги за тебя.

Цирюльница заскрежетала зубами.

— О чём Врени говорила, отец Наркис?

Приор вздохнул. Врени даже показалось, что он совершенно не лицемерит. Просто немолодой усталый человек, которому предстоит нелёгкий разговор. Она потрясла головой, чтобы наваждение пропало.

— Врени очень рассердилась, когда узнала, что разбойники, напавшие на тебя перед вашей встречей, сделал это по моему приказу, — спокойно пояснил приор.

Брат Полди застыл в крайнем изумлении. Его лицо дрогнуло…

— Зачем? — тихо спросил он.

— Мне пришлось поручить тебе дело, которое могло оказаться непосильной ношей, — проникновенно ответил приор. — Я боялся, что ты сломаешься, не выдержав тяжести того, что на тебя возложено. Это был жестокий, но вынужденный шаг. Если бы ты сломался в начале пути… Я мог бы ещё всё исправить. Но я не мог бы тогда рискнуть тобой так спокойно, как я сделал, зная, что ты не подведёшь, не предашь и не свернёшь с пути.