«Варягъ» — победитель - Глеб Дойников Страница 125

Потом потянулось ожидание — японцы двинулись по проходу, где, вполне возможно, оставались их ночные следы, — и, вероятно, какое-то их количество было послано в стороны и на горы. Спустя некоторое время Славкин, по просьбе Ветлицкого также начавший наблюдать окрестности, и в самом деле заметил на Дайсане троих людей — один из них, как разглядел Всеволод, держал в руках бинокль.

Славкин и Ветлицкий сползли с макушки горы и поднялись обратно только тогда, когда над берегом взвились ракеты — еще не будучи уверенными, что кто-то из их пограничников или солдат не был обнаружен дотошными японцами. Теперь, когда шлюпки отошли от судов, стало понятно, что им повезло.

— Раз, два, три… восемь… двенадцать, двадцать пять… сорок, — считал шлюпки Славкин. По всему выходило, что японцы в первой волне высаживали не менее двух батальонов, правда, помимо одного десантного орудия, по-видимому без какого-либо тяжелого вооружения.

— Александр Андреич, многовато японцев-то, может, все же по шлюпкам ударим? Теперь уже точно дотянемся — да и люди там кучно сидят, — для порядка спросил Славкин, заранее зная ответ: вопрос, нужно ли постараться утопить шлюпки и тем затруднить десантирование или же поставить своей целью нанести максимальный урон живой силе противника, обсуждался ранее офицерами весьма горячо. В итоге сошлись, что тратить боекомплект на охоту за более удаленными, быстрыми и трудноутопляемыми шрапнелью шлюпками не стоит: даже если удастся пустить ко дну десяток — полтора, это только слегка замедлит высадку, да и то, вероятно, лишь в ее начале.

— Полноте, Всеволод Юрьевич, — и впрямь ответствовал окончательно успокоившийся Ветлицкий, — недолго уже ждать.

Наконец, японцы покинули шлюпки. Вода все еще была низкой и высаживаться пришлось опять далеко от берега. Отсчитав пять минут и убедившись, что шлюпки достаточно отошли, Славкин приказал дать пристрелочный. В глубине души он был уверен, что накроет цель первым же выстрелом — но снаряд неожиданно дал клевок гораздо ближе к берегу. Славкин чертыхнулся.

— Первое орудие, угол плюс пять, трубку на пять и шесть, выстрел!

Новый клевок, теперь у шлюпок.

— Черт, черт… первое орудие — угол минус два и пять, трубка на пять и четыре, выстрел!

Клевок, теперь среди десантников. Противник засуетился, попытался ускориться и одновременно растянуться в цепь. И то и другое на скользких камнях удавалось плохо. Особенно тяжко приходилось прислуге орудия, тянувшей на двух плотиках ствол и лафет с боекомплектом.

— Первое, трубка на пять и три, выстрел! — снаряд пыхнул в небе, не причинив зла. Славкин даже вспотел от стыда за новый промах, однако спустя секунду понял, что, в общем, накрыл.

— Первое. Выстрел!

Следующая шрапнель рванула, чуть высоковато, казалось, над передними шеренгами японцев — но упали всего один или два.

— По-моему, небольшой недолет, Всеволод Юрьевич, японцев маловато зацепило, — спокойно сообщил Ветлицкий Славкину, который не обратил на этот факт должного внимания и уже открыл было рот чтобы дать команду на беглый огонь. Поручик, не совсем поверивший словам Ветлицкого, тем не менее приказал прибавить на трубке ноль один — и избиение началось.

Снаряды рвались над японскими цепями короткими сериями, с интервалом между разрывами в три-четыре секунды, затем Славкин переносил огонь по фронту, особенно тщательно обрабатывая фланги и не давая японцам чересчур растянуться — цель и так, для двух орудий, была великовата.

Отдельное внимание поручик уделил своим коллегам — после десятка снарядов в район плотиков (один — в воду, автоматически отметил Славкин) оба сиротливо закачались на волнах — прислуга была большей частью перебита, уцелевшие бросились в стороны. Пехотинцы под руководством какого-то офицера, пытавшиеся впрячься в плотики, были отогнаны или перебиты новой серией.

Шрапнель косила людей десятками. Было видно, что японцы пытаются бежать к берегу, падают, встают, снова падают — многие навсегда. Славкину показалось, что вода на мелководье стала красной — он невольно поежился, представив себя на месте японцев и — убавил трубку на ноль один: несмотря на потери, японские цепи не расстроились и упорно приближались к берегу.

— Однако этим желтопузым в храбрости не откажешь, — пересматривая для себя некоторые предрассудки, заметил Ветлицкий. — Впрочем, деваться им все одно некуда, только вперед.

Японские канонерки начали отвечать, остальные корабли пока молчали.

Рванул первый японский снаряд.

— Пристреливаются, — выдохнул Славкин. — Пусть себе.

— Ротам рассредоточиться и лечь на землю, — на всякий случай передал по цепочке артиллеристов Славкина подполковник.

Славкин деловито корректировал огонь, наконец приноровившись к обманчивым расстояниям на воде. К счастью, японские артиллеристы пристреливали местность чуть ближе к берегу, чем находились артиллеристы и солдаты — да и площадь, которую должны были накрыть канонерские лодки, была такой, что попадание могло случиться только от большого японского везения.

«А классно пишет, наверняка с кем-то из участников подробно беседовал, а то, чем черт не шутит, и сам там был. Но не артиллерист, точно не артиллерист.»

* * *

Ефрейтор Игнат Горбатенко увидел японцев когда до них оставалось менее пятидесяти шагов — редкая цепочка в десяток солдат, возглавляемая офицером почему-то с саблей в руке, рысила прямо на него.

— Вот уж везет так везет, — подумал пограничник. Он вовсе не стремился на этой непонятной войне в герои, и потому после того, как на него чуть не наткнулись японцы, счел за благо слегка передвинуться, выбрав, как ему тогда показалось, более безопасное место. И вот на тебе — какой-то дурной японский офицер решил развернуть цепь именно здесь. Горбатенко не знал, да и не сильно желал бы знать, что фамилия офицера была Оми, он принадлежал к нищему самурайскому роду и в данный момент желал умереть в бою. В долю секунды Горбатенко понял, что в этот раз японцы мимо не пройдут — а значит, смерть заглянула в глаза.

— Огонь, братцы, — внезапно охрипшим голосом сказал Горбатенко, и, вскинув винтовку, — прикрывавшие штык крупные молодые листья взлетели стайкой гигантских изумрудных бабочек, — выстрелил в ближайшего японского солдата. Тот споткнулся. Рядом слитно хлестнули еще три выстрела — двое врагов упали в траву, третий, кажется, был подранен. Оставшиеся дрогнули, приостановились, но офицер почти провизжал какую-то команду и огромными прыжками устремился вперед. Горбатенко выстрелил еще раз — и снова попал. Японцы побежали за офицером — двое или трое на ходу успели выстрелить в ответ, но пули свистнули мимо.

— Сомнут, — подумал Игнат и тут же поднялся с земли. — В штыки-и-и!

Трое пограничников с сипением пристроились сзади, ударили еще несколько выстрелов, кто-то охнул за спиной ефрейтора — и спустя секунду две маленьких группки людей, только что встретившихся и уже смертельно ненавидящих друг друга, сошлись в последнем бою. Горбатенко могучим махом отбил укол маленького японца — так, что того развернуло — и тут же ударил его в грудь. В следующую секунду сбоку на него, быстро переступая и держа окровавленную саблю рукоятью вперед и параллельно земле, выскочил офицер. Горбатенко успел подставить под первый, почти неуловимый глазом и какой-то чудной басурманский удар приклад — японская сабля, чуть не отсушив руку, расщепила его почти до основания. Игнат попытался вывернуть саблю из рук японца, но кусок приклада внезапно откололся. Горбатенко спасло только то, что не ожидавший этого японец был на секунду выведен из равновесия. Второй удар, тоже неожиданный — снизу — Игнат, неимоверным усилием выдернув штык из японца, встретил дулом винтовки. Сабля японца высекла искру и кончиком чиркнула по ноге. Горбатенко мимолетно пожалел, что не стрельнул офицера первым — а тот, мгновенно меняя позицию, взорвался серией быстрых и непривычных ударов, которые ефрейтор сумел отразить лишь благодаря длине винтовки и своих рук, да, пожалуй, доле везения.