Нежить - Нил Гейман Страница 121

Губы ее задрожали, горло перехватило. Она так и знала, что однажды это произойдет — она утратит свою красоту.

Чихуахуа выпуталась из волос своей хозяйки, шмякнулась на землю и залаяла. Ее лай походил на лай настоящей собаки, проигранный со скоростью семьдесят восемь оборотов в минуту. Допрыгнув до ноги Мелани, собачонка зубами вцепилась в ее икру, дернула головой и оторвала большой кусок плоти. Паршивый крысеныш начал пожирать его так, словно нашел восхитительную закуску.

— Битци! Битци, прекрати немедленно! — Женщина подхватила свою чихуахуа и вырвала кусок плоти из ее рта. — Не надо это кушать, это грязное!

— Грязное?! — взвыла Мелани. Все, с нее довольно. Она не намерена разбираться с проблемами этой сучки. Пусть хозяйка крысеныша сама выбирается из неприятностей, — Да пошла ты!

Она ринулась прочь, через дорогу, не глядя на машины. Они визжали колесами, гудели, одна разминулась с ней буквально на дюйм, но Мелани было наплевать. Мир и покой…

О, и найти того, кто поднял ее из мертвых, но поскольку среди ее знакомых колдунов не было, оставалась ужасающая вероятность того, что это какой-нибудь старый кавалер из старших классов школы или вообще кто-нибудь, кого она толком и не знает. Но кем бы он ни был, пусть теперь сам ее разыскивает.

Она сыта по горло живыми людьми. Живые такие грубияны, так быстро и так субъективно судят о малейших признаках разложения.

Мелани оглянулась, пытаясь определить, где она находится. Она ехала без определенной цели, так, куда глаза глядят, и теперь сообразила, что оказалась к северу от Ван-Нуис, недалеко от того места, где жила ребенком. Впереди высились холмы. Они с сестрой раньше любили забираться на вершины этих холмов, чтобы полюбоваться на закат.

Она выбрала короткую дорогу, срезая путь через лужайки и парковки, а один раз перешагнула через цепь, несмотря на надпись «проход запрещен». Какой смысл следовать распоряжениям городских властей, если ты не повинуешься даже законам природы?

Теперь плоть отваливалась с нее быстрее. В конце концов, ее похоронили больше недели назад, а температура все это время держится выше девяноста градусов. [43]Вокруг ран вились мухи, каждой доставался крохотный кусочек Мелани. Она подумала, что они облегчают ее ношу.

Сухожилия на ногах действовали далеко не так хорошо, как раньше, и теперь Мелани устало и медленно волочила ноги, но поскольку ей больше не требовалось ни отдыхать, ни есть (хотя она не отказалась бы от бокала вина), то могла идти весь день и даже ночь. Почему бы и нет?

К рассвету она поднялась на холм достаточно высоко, чтобы увидеть розоватый свет над городом. Мелани осторожно уселась, прислонившись спиной к бетонному столбу линии электропередачи, и стала любоваться восходом.

* * *

Время утратило смысл. Солнце всходило и садилось, животные занимались своими повседневными делами, деревья старели. Ее плоть отгнивала и отпадала, кожа и глаза высохли и съежились, губы запали. Волосы оставались белокурыми, зубы были по-прежнему ровными и белыми, а груди противостояли земному притяжению (эти силиконовые имплантаты будут служить вечно), но Мелани больше об этом не беспокоилась.

Она сделалась ленивой и спокойной, потому что теперь не на кого было производить впечатление. Неизвестная магия, оживившая ее, оставила ей способность думать и видеть, хотя и без глаз и без мозга. В тот день, когда ее сестра взобралась на холм, Мелани еще смогла помахать ей.

Джессика была по-мальчишески худой и грязной, вокруг ее лица болтались каштановые дреды. Она была в свободных штанах-карго, крохотном топе, а за спиной несла рюкзак из гватемальской ткани ручной работы с надписью на нем «Корпус мира». На шее висели нанизанные на шнурки кости, ракушки и бусины, а на лице виднелись морщины, хотя ей было всего тридцать с небольшим. Она выглядела прекраснее всего на свете.

Джессика грациозно присела рядом с Мелани, ничуть не запыхавшись от подъема в гору.

— О боже мой, — прошептала Джесс. — Мне очень, очень жаль.

— Все хорошо.

— Нет, в самом деле. Когда я вернулась с похорон, то понятия не имела. В смысле — для меня было таким шоком, что ты умерла такой молодой, что я совершенно забыла про шамана. Прости меня.

— Честно, Джессика, все хорошо.

— Можешь наорать на меня, я это заслужила. Должно быть, ты так на меня злишься!

— Нет, я не злюсь. Я счастлива. — Джесс была единственной, кто так мило отнесся к Мелани после ее смерти. Как можно кричать на кого-то, кто извиняется перед трупом? — А что произошло?

— Да это все тот шаман. Во всяком случае, он сказал, что он шаман, и спросил меня, не хочу ли я жить вечно. — Джесс сидела, скрестив ноги и упершись локтями в колени, словно привыкла сидеть на земле. — И я ответила — нет, но моя сестра хочет, потому что ты когда-то сказала, что больше всего на свете боишься постареть. Это была как бы шутка такая.

Мелани ждала продолжения рассказа, но Джесс замолчала. С запозданием Мелани сообразила, что пауза затянулась.

— А дальше?

— Я думала, он шутит. Понимаешь, он вроде был поддатый. А потом, только я успела вернуться домой после похорон, как получила от тебя мейл, а потом еще один от Брэндона, и он написал, что ты бродишь вокруг дома и до смерти пугаешь людей, и тогда я поняла, что и вправду натворила дел. Мне потребовалось около месяца, чтобы разобраться с визой и вернуться в Штаты, а то бы я пришла сюда раньше. — Джесс вздохнула. — Прости меня. Должно быть, для тебя все это было ужасно.

— Нет, совсем неплохо, — ответила Мелани. Теперь, без губ, разговаривать стало намного труднее. — Со всеми случается.

Джесс сняла одно из своих ожерелий из бусин и костей и положила его на землю рядом с костлявой рукой Мелани.

— Я заставила его дать мне вот это. Оно поможет тебе умереть во второй раз, когда ты будешь готова. — И она поцеловала Мелани в череп.

— Спасибо, — произнесла Мелани. Она не потянулась за ожерельем, потому что теперь ей принадлежало все время мира. — Но я хочу немного понаслаждаться этим видом.