Ад уже здесь - Сурен Цормудян Страница 121

Незнакомец понял эту улыбку и сделал шаг назад как раз тогда, когда Сквернослов резко выставил обе руки через решетку, попытавшись схватить этого человека.

— Тварь! — заорал Сквернослов, изо всех сил пытаясь дотянуться до летчика Тиббетса. Но Тщетно. — Иди сюда мразь!

Человек встал на безопасном расстоянии и продолжал смотреть взглядом без злобы или раскаяния. Просто смотрел своими, словно стеклянными глазами без всяких эмоций.

— Славик прекрати! — Варяг схватил Сквернослова и попытался оттащить от решетки, но в Вячеславе сейчас бушевала такая буря ярости, что Яхонтов просто ничего не смог сделать.

— Тварь! Падаль! Убью, сволочь! Палач! Мразь! — Кричал Вячеслав.

— What now! — В коридоре снова появился бородач.

· Nothing. It is my fault. Forgive me. — пробормотал летчик и, махнув охраннику рукой, быстро удалился.

· As all it has bothered me. Madness. — проворчал охранник сам себе и снова исчез за дверью.

Славик обмяк и медленно опустился на пол, резко обессилев.

— Варяг, зачем мы здесь, — просипел он плача. — Черт подери, найди мне хоть одну причину, почему мы должны находится среди гадов этих. Я же их ненавижу. А этот. Он же палил мою страну. Он выжег мой мир… Только не говори, что мы здесь из-за меня и моей травмы. Не говори мне этого…

— Тогда мне нечего сказать. — Вздохнул Яхонтов. Он помог раненному товарищу лечь на нары и сам сел в углу, откинувшись спиной на стену.

Наконец воцарилась тишина и, больше никто не тревожил их своим присутствием. За ширмой в клетке напротив кто-то тихо чавкал, поедая крошки из пакетика брошенного Томасом. Где-то в дальнем углу изредка падали с потолка капли воды. Снаружи, за приоткрытой дверью коридора были слышны мужские голоса. Видимо группа людей сидела за столом и что-то живо обсуждала. С другого конца коридора слышался далекий удушливый кашель.

— Варяг, — тихо и лениво проговорил Николай.

— Чего? — так же лениво ответил, задумчиво смотрящий в заплесневелый потолок, Яхонтов.

— Тебе его голос знакомым не показался?

— Чей.

— Летчика этого…

— Не знаю. И где мы могли его слышать?

— По радио. Это… Радио Хоуп Сити. Мне кажется, что это он там говорил. Значит мы действительно в Хоуп Сити. А отсюда до ХАРПа сто километров. Даже меньше. Все, Варяг. Мы дошли. Осталось поднести бомбу. — Васнецов прикрыл глаза. — Только как теперь это сделать.

— Вот сейчас подойдет к клетке Людоед, бряцая пулеметом, — тихо, почти плача, проговорил Сквернослов, — И скажет, мужики, какого вы хера валяетесь на нарах. Осталось-то с гулькин хрен. Пошли, скажет, разнесем все к чертям и заживем спокойно… Наконец-то… Дошли… Представляете что чувствовали Юра и Андрей когда через пятнадцать лет оказались дома? А дома нет. Пусто. А потом собственная дочь родного отца… Раз и в голову. А потом я какого-то хрена полез на эту дуру… А потом ее Илья застрелил… А потом зверюга какая-то Юру порвала… А потом и Людоед сгинул… Какого хрена мужики! Все из-за этого пидора на своем бомбардировщике! Из-за него и тех, кто все это развязал! Какого хрена мы здесь делаем! Какого! Что космонавты чувствовали, когда дошли?!

— Славик, успокойся, — нахмурился Николай.

— А знаешь, что я сейчас чувствую, понимая, что дошел?! — продолжал Сквернослов. — Я чувствую, что у меня нога адски болит! Что я жрать хочу! И что я мочой воняю! Это нормально?! Так должны жить люди?!

— Да что с тобой такое? Славик. Ну, успокойся ты…

— Знаете, я всю жизнь думал, что жить можно. Даже в таких условиях, — не прекращал говорить Вячеслав. — Ну, подумаешь, ядерная зима. Мы ведь живы. А значит, и жить можно. Главное чтоб цель была в этой жизни. И тогда она будет прекрасна даже в вонючем затхлом подвале. И цель была. Работа по хозяйству. Жрать что добыть. Сходить на ферму и с девчонками какими-нибудь замутить. В картишки поиграть с Эмилем на щелбаны. Жизнь прекрасна, когда есть смысл и цель. Но все эти цели, такая херня, я вам скажу… Вон, космонавты… Отчего они погибли? Да потому что цели своей достигли. Сделали то, к чему стремились. А там разочарование. И все. И жизнь всякий смысл потеряла. Это… Это как с девкой. Увидел смазливую деваху. Понравилась. Стал обхаживать. Добиваться. Строить из себя самого достойного для нее. Бегаешь за ней. Ухаживаешь. Впечатление производишь. А цель-то одна. В койку. Ну, завалил. Ну, отшлепал. И все. И скучной вдруг она стала. Неинтересной. И не самой красивой. И ходишь весь в расстроенных чувствах… Разочарование… И засматриваешься на другую, чтоб тоска не съела… Но это хорошо, когда есть другие. А жизнь-то одна. Другой жизни не будет. И что теперь? Ну, дошли мы. Ну, договоримся с этими местными аборигенами. Взорвем ХАРП. А что дальше? Все? Сгинем как космонавты от разочарования жизнью? Ведь с уничтожением ХАРПа рая не настанет. И люди рвать друг друга не перестанут. Мы ничего не изменим. Может только хуже сделаем…

— Это еще почему? — вздохнул Николай.

— Да потому что мы людей спасем. Помешаем приведению вынесенного им приговора в исполнение. И мы героями для них не будем. И спасителями они нас не примут. Люди обычно распинают спасителей своих, понимаешь ты это? И нас распнут. Бить будут. Стволами тыкать. Мы своей миссией может сейчас идем наперекор предначертанному. Наилучшему из вариантов.

— Не людей мы спасаем, Славка. Саму жизнь на планете. — Вздохнул Варяг.

— А что дала этой планете жизнь? Грязь, шахты, скважины, ядерные взрывы, копоть фабричных труб, мусор. Вон Луна. Нет там никакой жизни, и Луна крутилась себе безмятежно в космосе, и ничего ей не угрожало, пока человек земное тяготение не преодолел. И тут же началось. Испытания надо проводить. Базы строить. А может и воевать за Луну на самой Луне. Жизнь это вирус, поражающий вселенную.

— У нас будет цель и после ХАРПа, — проворчал Варяг, — Домой вернуться. В Надеждинск.

— Если будет, кому возвращаться. И если будет куда, — Зло оскалился Вячеслав. — Ты хоть понимаешь, сколько кругом снега и льда навалено? А если все это начнет таять? Куда возвращаться? Некуда будет возвращаться. Весь мир превратиться в эти… Мангровые болота, мать их…

— Странно все это от тебя слышать, Славик, — покачал головой Васнецов. — Обычно все это упадническое эмоциональное дерьмо исходит от меня, — он горько усмехнулся. — А тут ты… Все время жизнерадостный… Неунывающий… И вот тебе раз…

— Просто он ранен, — Сказал Яхонтов, — Рана воспалена. Его организм испытывает стресс. Отсюда и депрессивный настрой.

— Да иди ты, Варяг. Я все что сказал, сказал разумом своим, а не болящей ногой. Надоело все это. Просто надоело. Хотя нога конечно ноет. — Славик обернулся на тихие шаги. К камере медленно подошел человек с раскладным стулом в руках. Он был пожилой. Невысокий. Худой и сгорбившийся. Из вытянутого лица с впалыми щеками торчал большой крючковатый нос между близко посаженных крохотных глаз за толстыми стеклами круглых очков. — Да, да, чувак. Нога у меня болит. — Сказал ему Сквернослов и натянул на лицо фальшивую доброжелательную улыбку. — Ай нид э медик. Слышь ты, щербатый педик. Дерьма ты кусок. Чмо треклятое. — Вячеслав говорил это, продолжая приветливо улыбаться. Незнакомец стоял у клетки и слушал внимательно, видимо пытаясь понять, что ему говорит пленник.