Дар смерти - Галина Гончарова Страница 12

Если приглядеться, больные в лечебнице также делились на две категории — те, кому помощь нужна была срочно, вот сию секунду, и те, кто ее уже получил, и теперь лежал, выздоравливал. А вот с кем было больше проблем?

Не знаю.

Те, кого приносили с улиц, как правило, были в очень тяжелом состоянии. Требовалось мгновенно принимать решения, часто — резать наживую, зашивать, вправлять вывихи и переломы, принимать роды и лечить тяжелые состояния.

Те, кто уже лежал в лечебнице…

Мало вылечить, нужно выходить. А вот с этим были большие проблемы.

В лечебнице попросту было грязно.

Больные лежали на грязном белье, иногда в луже собственной мочи, если служительницца была занята, это все пахло, пачкало, вызывало пролежни и воспаления…

А заняты служительницы были постоянно.

Конфликты у меня начались уже на третий день пребывания в лечебнице.

* * *

Служительницы старались со мной лишний раз не спорить и не сталкиваться, я и так ходила раздраженная. Лечебница мне не нравилась. Я очень не люблю грязь.

Она вызывает заражения, больные хуже выздоравливают в грязи… собственно, грязь — это первый враг любого лекаря. Но в лечебнице она царила повсеместно.

Проще сказать, что не было грязным.

Потолок.

И то побелить бы не мешало.

Все остальное…

Выскрести дочиста углы не озаботилась ни одна уборщица, максимум — размазать грязь по полу. Хорошо, если воду в ведре разок поменяют, а то и того не сделают. Хотя колодец во дворе здания, и тащить ведро аккурат десять метров. Тут захочешь — не надорвешься.

Я бы и сама все выскребла, но тогда у меня не останется времени на больных. И так день забит до беспредела.

На рассвете я прихожу в лечебницу. Там мы встречаемся с Карнешем и его командой, и идем на обход. Это примерно на два часа.

Больные, раненые, в сознании и без сознания, одинокие и с родными…

Все сливалось в единое пятно. Я и не думала, что их в Алетаре — столько. Моя практика — это даже не капля в море, это капля в мире.

Потом я шла к своим больным. У меня было пока три палаты. Самые маленькие и самые простые. В одной лежали пятеро беременных, в другой семь раненых и в третьей шестеро мужчин, из них трое без сознания, трое в тяжелом состоянии. Пока я обходила всех, выслушивала, проверяла состояние, в том числе и своей магией, наступал полдень. И я уходила, вымотанная вчистую.

Дома надо было навести порядок, приготовить лекарства, да и люди заходили по-прежнему. Надо было оказывать помощь…

Два дня так и прошло, на третий у меня началось ночное дежурство. Карнеш предложил заранее попробовать, привыкнуть, и я решила, что это правильно.

Это был кошмар.

Дежурство началось с того, что служители приволокли пьяного матроса. Подрался, получил десять сантиметров стали в бедро, теперь лежал и грязно ругался. При виде меня мужчина оживился, протянул руки, попытался схватить меня за попу и потребовал вина.

Бить больных нельзя, даже если очень хочется. Поэтому я протянула мужчине стакан с винными выморозками, который тот осушил одним залпом, и впал в пьяное оцепенение. Осталось привязать его покрепче и заняться раной.

Извлечь нож, пережать сосуды, почистить рану, зашить, оставив дренаж…

Служительница по имени Сиента ассистировала мне, подавая зажимы, иглы, скальпели…

Эта усталая хмурая женщина с громадными кругами под глазами была настоящим профессионалом. Просить ее даже не приходилось, она сама отлично знала, что нужно. Надеюсь, и я не ударила в грязь лицом, потому что смотрела она на меня без прежней неприязни.

Матроса отвязали и потащили в палату.

Я перевела дух ровно на три минуты, потому что в комнату влетела женщина с ребенком двух лет на руках.

— Мой малыш умирает!!!

Малыш выглядел подозрительно здоровым. Орал он так, как ни один больной не сможет. Видимо, из солидарности с мамой.

Я ловко выдернула его у женщины и пристроила на стол, который сноровисто протерла та же Сиента.

— Что с ним?

— Ему плохо!!!

— А почему?

— Он монету проглотил!!!

Как оказалось, малыш дождался, пока мама отвлеклась, и нашел себе игрушку — папины штаны. Вытащил из них серебряную монету и слопал. А что — смотреть на нее, что ли?

Я невольно фыркнула. Прощупала мелкому грудь, живот…

Нет, в пищеводе монета не застряла. Значит через пару дней есть хороший шанс увидеть ее в горшке. Кормить ребенка кашами погуще и ждать результата.

Только если я это скажу его мамаше, она скандал устроит. Как же!

Ребенку лекарства пожалели!

Я поманила пальцем Сиенту и шепнула ей пару слов на ухо. Та послушно убежала, чтобы через пару минут вернуться с небольшим синим пакетиком. Проверяю содержимое. То?

Очень даже то.

— Это надо добавлять ребенку в кашу. Три раза в день.

— Его что — одними кашами кормить? — скандальным тоном возмутилась мамаша.

Понятно. Ответственность спихнули на других, ребенок вроде как не умирает, в себя она пришла… теперь надо на ком-то сорваться.

Это не на мне. А то сделаю малыша сиротой.

— Будете кормить, пока монету в горшке не увидите, — надавила я голосом. — Вам что — нужно, чтобы ребенку плохо было?

— Да как вы можете такое говорить!?

— Значит, три раза в день варите ему кашу, что-нибудь обволакивающее и густое, вроде пшенки или овсянки, и добавляете в нее лекарство. Оно сладкое, так что слопает, никуда не денется.

— Хорошо.

— Через три дня ко мне на осмотр, горшок проверять каждый раз на предмет вышедшей монеты. Ясно?

— Д-да…

— Сиента, проводите маму к выходу.

Я с радостью сгрузила малыша в руки его родительнице.

Наверное, я люблю детей, но не когда они пытаются вырвать мне пуговицы, волосы и глаз — по очереди.

Заботливая родительница сунула пакетик с лекарством поближе к сердцу, и ушла, не попрощавшись. Я фыркнула.

Синий пакетик содержал смесь из сахара, растертого в порошок, молотого имбиря и сушеных листьев малины и черники. Тоже измельченных.

Ничего страшного с ребенком не будет, слопает в каше и не поморщится. А монетка и сама выйдет через пару-тройку дней. Тут главное мамашу нейтрализовать, чтобы дел не натворила.

Сиента вернулась, кивнула мне.

— Проводила.

Я посмотрела на серое от усталости лицо, на мешки под глазами женщины…