Держитесь подальше от театра - Анатолий Гречановский Страница 12

Дениц слушал и внимательно смотрел на происходящее в зале.

– Но главный вопрос вот в чем, – Вортан Баринович поднял палец вверх, – искренне ли это? И есть ли в душе вера? А? Не знаете. – Он налил себе водки и залпом выпил. – И вообще, у нас много проблем, нам не до Бога.

Сема смотрел куда-то вдаль и вдруг почувствовал, что у него в голове забулькала мысль. Он автоматически полез в карман, достал тетрадку, но вовремя остановился, почувствовав на себе взгляд Деница.

– А вы, Симеон Иванович, верите в Бога? – обратился к нему Михаил.

– Он не верит, – ответил за него Дениц, – он атеист.

– Да, не верю, потому что бога нет. Кто его видел?

– Но это не значит, что Бог перестал существовать, – заметил Михаил. – Если мы не видим радиоволн, то от этого они не перестают существовать. Посмотрите вокруг и вы увидите множество творений Бога.

Дениц скептически улыбнулся, посмотрел на Михаила.

– Человек – венец творения Божия, – продолжал Михаил, – Бог возлюбил человека и для каждого приготовил свой путь. Может быть, вы считаете, что и Иисуса не было?

Сема смахнул пот с лица и, напрягая извилины, как бы извиняясь, тихо произнес:

– Теоретически, может, и был. В Палестине было большое количество бродячих проповедников, возвещавших скорый приход мессии, который освободит народ от римской тирании и социальной несправедливости. Возможно, он был проповедником одной из общин, типа Кумранской, проповедуя учение «спасение через веру». При жизни подвергался суровым гонениям, а после смерти был обожествлен сторонниками своих социально-освободительных идей.

Со сцены певичка уже заводила публику песней «…а в ресторане, а в ресторане…» Народ задвигался, начал ей подпевать, и начались разные телодвижения.

«Опасный человек этот Симеон Иванович, – глядя на него в упор, подумал Дениц, – надо быстрее избавиться от него».

На сцену высыпал цыганский табор, и под их залихватские напевы полуобнаженные девочки на сцене начали творить черт знает что. Зал остервенел. Публика не то что плясала, а просто уже балдела. Дрожало все, что могло дрожать, билось все, что могло биться, даже доставалось по мордам. Мужики прижимали и лапали баб так, что у тех трещали бюстгальтеры и лопались резинки на стрингах.

– А, к чертовой матери все эти партии. Всех этих вождей-пиарщиков. Была не была, гулять так гулять, – рубанул Вортан Баринович и, опрокинув рюмку водки, исчез в толпе.

Подогревая общее настроение, Лукавый дергался на стуле и даже Азазель начал отбивать такт ногой.

– А что мы?! – заявил Лукавый. – Пошли, Азазель, – и они исчезли в толпе резвящейся публики.

– А я чего сижу? Что я, рыжий? – Косматый соскочил со стула, стал расти и, расправив усы, подхватил пробегающую мимо пьяненькую девочку, умчался танцевать.

– Чертеночек ты мой! – замурлыкала девица и потонула в объятиях Косматого.

Народ обалдело балдел.

– Иди, веселись, – приказал Дениц Семе. Тот встал и послушно пошел к толпе.

– Это ваша работа? – обернувшись к Деницу, спросил Михаил.

– Но, позвольте, как я могу. Вы ведь сами видите, что я даже палец о палец не ударил, и зачем мне подрывать свой авторитет перед вами. Вон, даже мои поддались этой заразе.

– Да, – задумчиво произнес Михаил, – действительно у них много проблем, чтобы думать о Боге.

Музыка становилась все тише и тише. Стол с сидящими за ним «профессорами» стал окутываться сизой дымкой. «Профессора» встали и пошли по тропинке, продолжая беседовать. Вокруг благоухали полевые цветы, летали бабочки, чирикали птички.

– Вы меня смутили, господин Дениц, заронили сомнение. Ведь если не вы провоцируете на грех, тогда кто?

– Эффект полной ясности при чтении религиозных текстов достигается за счет безоговорочного доверия к традиционному истолкованию, но стоит немного освободить свой разум от стереотипного восприятия, как открываются новые стороны, казалось бы, давно известного. Милейший Михаил, как вы думаете, почему грех называется «первородным»? Потому, что заложен в человека с рождения? Переходил, переходит и будет переходить посредством наследственной передачи от родителей к детям и так далее? Значит – это вирус. И только с появлением Гомункула, искусственного зарождения или клонирования, используя генетические поправки, можно будет избежать греха.

– Что вы, что вы, – замахал руками Михаил, – какое клонирование, какой вирус? Господи, что он говорит? А я слушаю. Прости меня, Господи! – он трижды перекрестился. – Знайте, господин Дениц, человек рождается безгрешным, непорочным созданием. Над ним Божия благодать, – он трижды перекрестился. – Прости меня, Господи, – и, упав на колени, воздев руки к небесам, спросил: – Господи, что с людьми происходит, что им не хватает? Ты дал им землю, дал жизнь, дал десять заповедей. Что им еще надо? Ведь все так просто – выполняй заповеди и живи в добре, мире и благодати. Прошло более трех тысяч лет, а грехопадение не прекращается.

– И не прекратится, пока человек не избавится от зла. Религиозные тексты извращенно толкуют суть вопроса, якобы грехопадение открыло дорогу злу. Нет, зло породило грехопадение. Причина – двойственность человеческой натуры.

– Господи! Наставь их на путь истинный.

По-тихому, или, как еще говорят, по-английски выбравшись из ресторана, Сема в расстроенных чувствах и с тяжелым камнем на душе шел туда, куда несли ноги. Вечерело, а точнее сказать, тихо опускалась ночь. Непонятно, каким образом, он оказался на Патриарших прудах. Жидкий свет фонарей освещал полупустые аллеи. Подойдя к пруду, на котором плавали лебеди, он снял туфли, закатал штанины и сел на краешек бетонного окаймления, опустив ноги в воду. Глядя на водную гладь, в игре света он находил что-то мистическое, от чего его душа сжималась от горького разочарования. Всплывало самое близкое – воспоминания о родителях. Он любил их всей душой и особенно остро ощущал, как сейчас ему их не хватает. Как хотелось бы услышать голос строгой, вечно чем-то недовольной мамы, наставляющей его на путь истинный, увидеть всегда молчащего отца, только улыбающегося на выпады жены, субботние семейные ужины при горящих свечах. Он и сейчас помнит этот запах и струйки расплавленного воска, стекающего по свечам меноры – семисвечья, в тот незабываемый праздник Пейсах. В пасхальный вечер на столе, покрытом красной скатертью, стоит пасхальное блюдо, символизирующее исход евреев из египетского плена. Зроа – кусок жареного мяса с косточкой – память о пасхальном агнце, жертвенном ягненке, которого принесли израильтяне в жертву перед выходом из Египта и началом новой свободной жизни. Бейца – крутое яйцо, символизирующее праздничную жертву. Набор горьких трав, символизирующих горькую жизнь израильтян в Египте. Рядом аккуратной стопкой лежит маца – хлеб, выпеченный из пресного теста. Дядя Яков, мамин брат, с покрытой головой читает «Агаду» – книгу сказаний. Папа улыбается и медленно поднимает полный бокал красного виноградного вина. Рядом стоит красивый пустой бокал, который мама ставила для Илии-пророка. Позже Сема прочел в Торе, что Бог обещал, когда Илия вернется, то возвестит еврейскому народу о пришествии Мессии. Как это было давно, и как сильно со временем обостряются воспоминания о прошлом.