Дырчатая луна - Владислав Крапивин Страница 12

– А по правде в Бога веришь? – тихо спросил Лесь.

– Наверно… Только я не все еще понимаю… А ты веришь?

Лесь кивнул:

– Да… Потому что иначе ничего на свете не объясняется. Не мог же весь мир сам собой появиться. Ну, какой-нибудь простенький, может быть, и мог бы, а такой вот сложный… Кто-то же должен был все это придумать. Даже маленького кузнечика рассматриваешь, и то он как чудо… Или, например, Луна…

– Что «Луна»? – удивилась Гайка.

– Ну, подумай. Солнце – оно ведь громадное, а Луна маленькая. То есть тоже громадная, но по сравнению с Солнцем крошечная. А кто-то же рассчитал так ее поставить в космосе, чтобы с Земли она казалась одинаковой с Солнцем. И чтобы во время затмения она закрывала его так точнехонько.

– Может, случайно? – нерешительно сказала Гайка.

Лесь мотнул летучими волосами:

– Нет. Очень уж много всяких таких случайностей…

– А тебя тоже крестили?

– Тоже маленького. Когда еще дедушка жив был.

– А… почему тогда камешек, а не крестик?

Лесь придвинулся.

– Смотри, Гайка, здесь тоже крестик есть…

На серой поверхности, пониже отверстия, светились две перекрещенные прожилки.

– Это как подарок, – теплым шепотом объяснил Лесь. – Я его знаешь где нашел? В развалинах церкви, которую тысячу лет назад построили. Он лежал на виду, на гладкой плите. Будто специально для меня…

– Это где? Здесь, в Заповеднике?

– Ну, почти… Не совсем здесь, а чуть дальше.

Лесь нашел этот камешек в Безлюдных пространствах.

Гайка коснулась камешка мизинцем. Палец соскользнул, ткнулся в грудь Леся. Гайка отдернула руку, быстро сказала:

– А у нас в Чернореченске тоже старинные развалины есть. Крепость на скале.

– Я знаю. Я там был. Только не по крепости лазил, а по корабельной свалке. Она там богатая…

– Мальчишки по ней все время лазят…

– Я там прожекторный отражатель нашел. Такой замечательный! Сразу его приспособил… для одной штуки.

– Наверно, для солнечной энергии? – догадалась Гайка.

Лесь кивнул. Гайка сказала с уважением:

– Ты в солнечных делах прямо как ученый разбираешься.

Лесь отозвался без хвастовства:

– Разбираюсь немного. Накопитель вот хочу сделать…

Гайка не то чтобы очень ему нравилась, но была она, конечно, хорошая. А к хорошим людям Лесь относился доверчиво.

Гайка опять поняла его:

– Накопитель солнечной энергии?

– Да! Смотри, какую банку для него раздобыл.

Он подтянул ранец, вытащил пивную банку, рассказал Гайке, как она у него оказалась и почему нужна именно такая.

Гайка серьезно кивала, сидя рядышком.

Потом Лесь начал укладывать банку, а из ранца вывалилась рубашка. С бурыми пятнами.

– Ой, Лесь… Это у тебя после драки, да?

Лесь насупился.

– Зато я ему синяк успел посадить…

– Из-за чего вы деретесь?

– Из-за его вредности! – И Лесь без утайки поведал про «Гулькин Нос».

Гайка (и правда она хорошая!) слушала со сдержанным сочувствием. Но под конец заспорила:

– Лесь! А «гулька» – это не «волдырь». Это «голубь». «С гулькин нос» это значит «с голубиный нос». Чего тут обидного? Голубь – птица симпатичная…

– Откуда ты взяла? Я же сам в словаре читал!

– И я в словаре! У нас есть «Словарь русского языка», четыре тома… Я в него полезла однажды, чтобы найти одно слово…

– Какое? – подозрительно спросил Лесь. Могло случиться, что Гайка придумывает. Для его утешения.

– «Гум-ми-а-ра-бик»! Клей такой, видимо, на спирту. Папа однажды маме рассказал, что рабочие в мастерской выпили гуммиарабик и чуть не умерли. Я спросила: «Что это такое?» А мама: «Не суйся во взрослый разговор!» Тогда я обиделась и стала искать это слово в словаре. И нашла… А потом начала читать соседние слова, которые тоже на «гу». Вот и увидела.

– Замечательно! Такой аргумент против Вязникова!.. Как бы посмотреть на этот словарь?

– Пойдем ко мне! Хоть сейчас!.. Ой… – Гайка возликовала так откровенно, что тут же застеснялась опять…

– Сейчас неудобно. Как с голым пузом в гости? Это же пляж… А в такой заляпанной рубашке еще страшнее…

– Лесь, пойдем! Маме все объясним, она выстирает и выгладит…

– Вот обрадуется твоя мама! Скажет: с кем ты познакомилась? С головорезом, забрызганным кровью!

– Мама никогда так не скажет!

– Все равно. Лучше в другой раз.

– А дома тебе не попадет за такую рубашку?

– Проскользну незаметно и спрячу до вечера, до мамы. Она-то меня поймет. Лишь бы Це-це не увидела…

– Кто?! – изумилась Гайка.

– Це-це.

– Это… муха такая африканская?

Лесь залился весельем:

– Это моя родственница? Она к нам в прошлом году переехала и сразу… возлюбила меня всем сердцем.

– Как это «возлюбила»? – опасливо сказала Гайка.

– В полном смысле.

– Ну… это же хорошо.

– Хорошо, когда любит человек с нормальным характером. А ты скажи, какой характер может быть у пожилой дамы, которую зовут Цецилия Цезаревна?

– Это ужасно. Все время воспитывает, да?

– Первый раз мы поссорились из-за помидора. Я помидоры больше всяких заморских фруктов люблю. И вот мама весной принесла мне красный, большущий, первый в том сезоне… – Лесь прищурился и облизнулся. – Я схватил и думаю: вот уж как вцеплюсь зубами! Только посолю сперва… А Це-це тут как тут: «Лесик, подожди, надо вымыть, надо приготовить…» Выхватила его у меня – и на кухню. Я опомниться не успел, как она тащит тарелочку. На ней – ломтики в сметане и с зеленым луком… Я сметану терпеть не могу! И нарезанный помидор – это… и не помидор вовсе… И мне же от мамы попало: зачем обижаешь тетю…

– А тетя что? – сочувственно спросила Гайка.

– Квохтать начала: «Ах, я не знала, что тебе не понравится… Ах, это же некультурно – кушать целый помидор, без ножа и вилки…»

– Как старинная гувернантка, да?

– Вот именно…

– Лесь, но она… хотя бы не дерется?

– Что ты! Такая вся воспитанная… Один раз, правда, огрела меня по спине. Но это уж от полного отчаяния.

– Ой… А что случилось?

– Драма!.. Я клеил из ватмана трубу для телескопа. Эмульсией ПВА. Ну и накапал на пол. А Це-це стояла над душой и все учила меня, что клей надо мазать не пальцем, а кисточкой… И пока стояла, присохла шлепанцами к полу. Я говорю: «Уважаемая тетя Цеца, да оставьте же вы меня, пожалуйста, в покое, не суйтесь под руку, когда человек делает точный астрономический прибор». Она обиделась и пошла. А тапки приклеились… Она схватилась за этажерку, та – набок. И с полки на пол – стеклянная шкатулка: дзынь, бах!.. Тетя Цеца, бедная, как зарыдает: «Это моя любимая вещь, со времен юности!» Я перепугался… А она оторвала тапку от половицы и меня между лопаток… Я говорю: «Вы же интеллигентная женщина…» Тут она сразу про это вспомнила, успокоилась. Осколки собрала в узелочек и спрятала в свой шкаф… Знаешь, Гайка, мне ее жалко стало. Но шкатулку-то все равно не вернешь… И, кроме того, польза получилась от этого случая…