Я – стихия - Анастасия Акулова Страница 12

Зал заседаний Совета в замке императора в Кмеоле, столице империи Таррант, мало чем отличался от других его комнат – столь же огромный, строгий, обустроенный в спартанском стиле, почти не пропускающий дневных лучей. Длинные диваны предназначались для советников, а большой золотой трон с гербом на спинке, естественно, императору. На Совете вновь шумно обсуждали экономические и внешнеполитические проблемы, когда в зал вошёл церемониймейстер, и, громко стукнув тяжёлым жезлом о плиты пола, зычным голосом оповестил:

– Прибыл посол из Пеллоса.

Голоса в зале значительно поутихли, а император нахмурился, стараясь ничем не выдать тревоги, и жестом позволил пригласить посла.

В комнату торопливым, но чётко вымеренным шагом зашёл растрёпанный молодой человек с военной выправкой, в пыльной дорожной одежде, показавшейся остальным присутствующим весьма странной, явно только что с пути.

– Ваше величество, – гость поклоном поприветствовал императора, – Наш великий император Юстиан, да продлятся его годы, велел мне сообщить вам, что вскоре вас лично посетит его светлость, наш верховный маг Махмуд Кара с целью устранить всяческие разногласия, существовавшие между нашими державами и прийти к взаимовыгодному решению проблемы.

Повисло молчание, минута всеобщего удивления. В глазах императора зажглась надежда.

– Ваши действия кажутся несколько странными, – осторожно произнёс Кевин Дингрос, за что получил недовольный взгляд своего правителя, – Не далее как пару месяцев назад вы весьма недвусмысленно дали нам понять о неизбежности войны между нашими странами.

– Его светлость предполагал такой вопрос, – сдержано кивнул посол, – Он велел добавить, что сам объяснит вам причины этой перемены и условия заключения мира.

– Что ж, мы будем рады решению проблемы мирным путём, – согласился император, дав знак, что аудиенция окончена.

В воздухе застыл невысказанный вопрос. Советники не могли понять, что же такое важное могло заставить фактического правителя Пеллоса сделать такой крутой поворот, да ещё и лично приехать для заключения мира.

– Навряд ли у него порыв миротворческих чувств, – задумчиво пробормотал верховный маг.

– Что бы это ни было, мы не откажемся, – не слишком уверено отозвался монарх, – Из двух зол выбирают меньшее.

* * *

Пустота прекрасна простотой,

Беспощадны в ней обрывки чувств,

Не скрывает боли голос золотой

И не пьется мед из милых уст.

Не поверить пустоте наивно,

До костей проняла немота,

С голубиной стаей сизокрылой

Улетела «перышко-мечта».

А в зеркальной тишине звенящей,

Где двоится силуэт любви,

Нет отныне жалости щадящей,

И взамен ей – прелесть простоты.

Сирена

Уже глубокой ночью, после очередного сеанса исследований, Кевин Дингрос быстро записывал наблюдения и результаты, которых, вобщем-то, и так было немного, но стоящих – ни одного.

Сидящая в кресле девушка потихоньку засыпала под поскрипывания пера о пергамент и потрескивания множества зажжённых свечей. Пригревшись, она, уже наплевав на приличия, свернулась комочком, расплела стягивающую голову тугую косу и безучастно смотрела куда-то в угол слипающимися сонными глазами. Маг, перечитывая всё записанное ранее, становился всё злее. В конце концов просто отбросил от себя перо, поставив этим самым пару клякс, и раздражённо взглянул на свой «эксперимент».

Кэролин уже перестала тщетно бороться со сном и провалилась в объятия Морфея. Растрепавшиеся медово-рыжие волосы девушки в свете свечей казались золотом, окроплённым капельками бурой крови. Они как покрывало укутывали её хрупкую фигурку и осунувшееся усталое лицо. Тёмные ресницы, подрагивая, как крылья бабочки, спали на щеках, грудь мерно вздымалась лёгким спокойным дыханием. Сейчас она казалась ангелом – чистым и непорочным существом, совершенно чуждым подковёрной возне лживого мира. Кевин знал, насколько обманчиво может быть это ощущение, но, тем не менее, раздражение пропало, сменившись лёгким сожалением.

Какая-то часть него жалела, что ей приходится терпеть всё это. Такое чувство было странно и ново для мага, живущего уже более сотни лет, знающего все оттенки людского двуличия и непостоянства, человека, привыкшего быть всегда полностью уверенным в правильности своих решений и действий.

Захлопнув книгу наблюдений, аккуратно поставил её средь других в одном из огромных стеллажей у стены. Растерянный взгляд сам собой вернулся к мирно спящей девушке.

– Что в тебе особенного, Кэролин?

Все эти три месяца он, по сути, искал ответ именно на этот вопрос. Почему именно её высшие силы наделили таким даром, какого уже нет ни у кого во всём мире? Она – совершенно обыкновенная девушка-провинциалка из захолустной деревеньки. Кэролин не просто привыкла к размеренной, спокойной и счастливой жизни, она любит её и стремится к ней, а Кевин в силу своей натуры абсолютно не понимал таких людей. Ведь в том и суть человека, а особенно не обделённого талантами – амбиции, неудержимое желание большего, бесконечное стремление к новым горизонтам. Он давно не верил в бескорыстность – в ней же она всегда была. Её ведь можно читать, как открытую книгу – и это не маска. Как можно жить, не боясь получить нож в спину, когда душа нараспашку? С ним такого не было даже в детстве. Доверчивость и наивность – это глупость. Или всё-таки дар? В любом случае, Кэролин оставалась совершенно простой, что хоть и было во многом очаровательней, нежели изрядно надоевшие магу притворство, двусмысленности и кокетство придворных нимфоманок, всё же не могло быть тем самым выдающимся качеством, которое давало бы ответ на не дающий ему столько времени покоя вопрос.