За мертвой чертой - Александр Кучаев Страница 12

– О, ассистент! – возопил испанец, простирая руки. – Что вы можете сказать о моём поступке!

– Только то, – прошептал я в наступившей мёртвой тишине; шёпот опять-таки разнёсся по всему залу, – что он предательский. Вероломство – самое подлое дело, презираемое всем родом человеческим. На него способны только выродки, наихудшие отбросы общества гомо сапиенса.

– Выходит, я подлец, выродок, наихудший в этом зале! – прогремел дон Кристобаль, и его голос эхом пронёсся по каждому закоулку здания и вырвался далеко на улицу, отчего непосвящённые прохожие недоумённо останавливались на полушаге. Великий актёр прошествовал по сцене, топая по кровавым лужам, оставшимся после гибели зверей, и разбрызгивая красные капли.

Многочисленный зал привык видеть бесконечную резню и кровь на экранах телевизоров, в фильмах и разных игровых ужастиках. Но сейчас действие происходило наяву, и человека убили страшным изуверским способом. Можно было сосчитать не один десяток зрителей, которые были потрясены до глубины души и закрывали глаза, чтобы не видеть этот ужас. К сожалению, ещё больше было тех, которые предпочли досмотреть до конца, чтобы вполне насладиться фортелем, отмоченным главным организатором циркового представления.

Не ограничившись содеянным, испанец оторвал от моего туловища одну руку, затем другую и поочерёдно отправил в тот же проход. Затем, хлебнув крови, хлеставшей из зияющей шейной раны, схватил остатки тела за ноги, раскачал из стороны в сторону и пустил следом. Туловище шмякнулось рядом с головой.

Зал онемел. Никто не мог или не смел сдвинуться с места. То, что творил на сцене распоясавшийся демон, превосходило самое уродливое воображение.

– Ну-с, вы довольны? – снова возопил испанец, ощерив окровавленную огнедышащую пасть. – Теперь не жалеете, что ухнули такие деньжищи на этот презренный сеанс!?

Зрители продолжали хранить немое молчание. Несомненно, все были потрясены и напуганы. Не прозвучало ни слова критики из страха навлечь на себя ещё больший гнев непредсказуемого артиста.

Дон Кристобаль взмахнул рукой, и отдельные части моего тела вновь как бы ожили, зашевелились, поползли навстречу друг другу и соединились между собой в нужных местах в единое целое. Я встал, сделал несколько судорожных движений, избавляясь от неприятных ощущений, и как ни в чём не бывало направился к сцене.

Оказавшись рядом с великим чародеем, я повернулся к залу, послал воздушный поцелуй и чётко и громко произнёс:

– Браво! Аплодисменты, дамы и господа!

И зал взорвался бурей оваций.

После ещё нескольких сногсшибательных номеров ведущий объявил:

– А сейчас заключительная, самая эпатажная эскапада. Вы, вероятно, читали в объявлениях, что после окончания представления присутствующих в зале наградят фантастически интересными подарками. Мы с моим ассистентом, – он показал на меня, – верны своему слову.

Дон Кристобаль окинул внимающий зал продолжительным оценивающим взглядом.

– Все присутствующие здесь, все, без исключения, богатые люди, практически ни в чём материально не нуждающиеся. Но мы хотели бы предложить такое, отчего даже вы не сможете отказаться.

Он подвёл меня к краю сцены.

– Взгляните на этого молодого человека. Видите, как он одет? Совершенно очевидно, что одет он кое-как, фактически, он просто прикрыл своё тело первым подвернувшимся под руки более-менее подходящим барахлом. Многие из вас думают, мол, уж я-то одет с большим вкусом. Но так ли это на самом деле? Давайте посмотрим, что может сделать с человеком правильно подобранное платье.

Испанец проводил меня за ширму, появившуюся вдруг в глубине сцены, щёлкнул пальцами, и в одно мгновение на мне оказался прекрасный чёрный костюм. На галстуке засиял бриллиантовый зажим, обшлага белоснежной рубашки были застёгнуты бриллиантовыми запонками, а на среднем пальце правой руки вырос золотой перстень с вправленным в него продолговатым рубином.

В большом зеркале, неожиданно оказавшемся передо мной, я увидел не просто со вкусом одетого парня, а необыкновенной красоты принца из волшебной страны. Никогда, даже в самых сокровенных мечтах, не предполагал я, что могу выглядеть столь впечатляюще. Со мной произошло ещё большее превращение, чем с главным героем кинофильма «Господин 420», когда, избавив от затёртого пиджака, его облачили в то, что носили в те времена только самые великие из избранных, то есть первейшие судьи или раджи.

Дон Кристобаль еще раз подвёл меня к краю сцены, и по залу прокатился тонкий всплеск восторженных женских голосов.

– Ваши теперешние одеяния останутся при вас, – сладко проворковал чародей. – Мы аккуратно уложим их в специальные коробки, и любой желающий сможет забрать своё.

После нескольких минут нерешительности, публика по одному, по двое, затем густыми вереницами устремилась на сцену, которая мгновенно оказалась огороженной дополнительными большими ширмами – одна для женщин, другая для мужчин. Возле них уже вовсю хлопотали молодые обольстительные девицы с аккуратными полукруглыми грудками под воздушными почти прозрачными лифчиками и в мини юбках.

– Граждане ольмапольцы, что вы делаете, опомнитесь! – донёсся вдруг из кресел тонкий взволнованный голос. Я увидел одинокую напряжённую фигурку девушки. Это была Зина, дочь предпринимателя Тимошина, владельца «Мясного подворья». Предприятие это занималось изготовлением колбас, ветчины, корейки, буженины и других мясных изделий.

Мне довелось однажды видеть эту мамзель в открытом автомобиле, и один из прохожих назвал её имя.

Зинаида явилась на представление вместе со своим братом Леонидом. Сейчас он сидел рядом с сестрой – мрачный и безмолвный.

– Опомнитесь, граждане! – повторила девушка. Она привставала на цыпочки, словно из боязни, что мало кто заметит её. – Всё, что здесь происходит, одно к одному повторяет действие из «Мастера и Маргариты»! Сейчас вас оденут, а потом вы останетесь голыми. Не позорьте себя, товарищи!

– Тамбовский волк тебе товарищ! – хохотливо послышалось в ответ. – Заткнись, дура, без тебя знаем, что делаем!

Напомню, что представление во Дворце культуры снимали видеокамеры местных телеканалов. Поэтому каждый желающий, а таких, как выяснилось позже, оказалось абсолютное большинство, затаив дыхание, созерцал по телевизору всё в доскональности.

Короче, в течение непродолжительного времени вся публика, за исключением младших Тимошиных и двух-трёх десятков других участников зрелища, преимущественно среднего возраста, была переодета и блистала роскошными платьями и редкостными бриллиантами.

Наконец я объявил, что спектакль окончен, и, пожелав удачи, мы распрощались со зрителями.

Народ повалил к выходам, и когда все оказались под открытым небом, видеокамеры засняли, как одежда на золотой молодёжи вдруг растаяла и люди остались в чём мать родила. Поднялось много визгу в сопровождении улюлюканья и диких радостных воплей, преимущественно с противоположной стороны улицы, оказавшейся заполненной многочисленными прохожими.