Русич. Молния Баязида - Андрей Посняков Страница 12

– Ну вот! Совсем другое дело, – одобрил Раничев. – Значит, мы с тобою договорились?

– А что делать-то?

– Да пустяки на пару минут. Там узнаешь. Но, Игорь, о договоре нашем пока никому ни слова!

– Честное пионерское! – отдав салют, поклялся пацан.

В воскресенье, после вечерней политминутки, посвященной «фашиствующей клике Тито», Раничев догнал выходившего из столовой начальника.

– Есть к тебе одна просьба, Гена.

– Что, опять стекло разбили?

– Да нет, – Иван улыбнулся. – Помнишь, ты про рыбалку говорил?

– Помню, конечно. Вот после родительского дня сразу и рванем.

– Да понимаешь, ко мне тут друг из Москвы приезжает, на пару деньков, проездом. Вот бы на понедельник у тебя отпроситься?

– На один день? – Геннадий пожевал губами. – Что ж, препятствовать не буду. Но – только на день, хорошо?

– Конечно! Утром раненько выйдем – к вечеру обернемся. Рыбы подкоптим к пиву…

– Если поймаете, – начальник лагеря неожиданно рассмеялся. – Тут ведь места знать надо.

– Вот оно что… – расстроенным голосом протянул Раничев. – Об этом я, признаться, и не подумал… Слушай! – он вдруг оживился. – А, может, я из лагеря кого возьму? Тут один пацан мне все уши прожужжал с этой рыбалкой – знаю, мол, все места. Разрешишь его взять?

Геннадий недовольно нахмурил брови:

– Смотря про кого говоришь.

– Про Игоря Игнатьева, из второго отряда.

– А, – улыбнулся начальник. – Этого забирай, он вообще не наш, пронский. Но помни, все равно – несешь полную ответственность за его жизнь и здоровье.

– Само собой, – со всей серьезностью заверил Иван. – Да, Евдокия картон просила и краски.

– В пионерской возьмите.

– Да там нет уже, кончились.

– Опять кончились? Да что они их, едят, что ли? Ладно, пошли ко мне, дам. Так сказать – из личных запасов.

Они вышли засветло – до города было километров пятнадцать – вроде, кажется, и немного, да смотря как идти. Оба одеты, как следует, – кирзовые сапоги, плащевки, за плечами котомки защитного цвета. Неподалеку от моста спрятали удочки – к чему лишний груз? – да и пошли себе дальше. Поначалу шагали бодро, Раничев, подбадривая пацана, даже насвистывал какой-то мотив. Примерно на середине пути, у речки, сделали привал. Перекусили прихваченными бутербродами, пошли дальше. Теперь шагалось тяжело – солнце всетило все сильней, злее, так что когда впереди показался Угрюмов, путники уже исходили потом.

– Ну, можешь переодеться, – останавливаясь, глухо произнес Иван, с завистью глядя, как Игорь шустро сменил тяжелые сапоги и штаны на спортивные тапочки и синие сатиновые трусы, повязал поверх блузы галстук. В город вошли вместе, а затем ненадолго расстались. Начинался, вернее – уже давно начался – понедельник, начало рабочей недели. Впрочем, в музее понедельник считался выходным днем. Оставив Игоря в сквере на лавочке, Раничев достал из котомки заранее припасенную брезентовую куртку с надписью «Угрюмэнерго», старательно выполненную по его просьбе Евдоксей. Ничего себе получилась надпись – яркая, заметная издалека. Накинув куртку на плечи, Иван прихватил котомку и уверенною походкой зашагал к частным домам. Как раз к той улице, что примыкала к музею, где и постучался в первую же калитку:

– Эй, мамаша, живые в доме есть?

Возившаяся в огороде женщина бросила тяпку:

– Че надо?

– Из «Угрюмэнерго» я, электрик, – облокотившись на забор, громко отозвался Раничев. – Вот, собираемся на вашу улицу новую ветку бросить, старая-то небось вся гнилая?

– Ой, не то слово. Почитай каждый день свет гаснет. То ветер подует, то еще что… Может, в дом, да молочка?

– Спасибо, мамаша, некогда. Вижу, лестница у вас на дому висит – воспользуюсь ненадолго, а то провод провис, а аварийку вызывать ни к чему – работы тут минуты на две.

– Бери, бери, милай. Погоди вот, калитку открою… А новые провода-то кто тянуть будет, немцы аль наши?

– Немцы, мамаша, пленные.

– Вот и хорошо, уж эти-то на совесть сделают.

Прихватив лестницу, Иван приставил ее к нужному столбу, на который повесил картонную табличку с надписью «Осторожно! Ремонт!» и, как ни в чем не бывало, полез вверх, не привлекая к себе ни малейшего внимания редких прохожих. Аккуратно перекусил провода кусачками, ту же процедуру проделал и на соседнем столбе, скрутив упавшие на землю провода в круги, повесил их на плечо, и, вернув хозяйке лестницу, быстро зашагал к скверу. От проводов избавился по пути, зашвырнув их в какую-то яму, туда же полетела и табличка. Обнаружив в сквере терпеливо дожидающегося Игоря, подозвал его, и направился к музею.

Уютно дремавший в кресле усатый милиционер, приоткрыв глаза, заметил, как на пульте погасла красная лампочка сигнализации. Одновременно с ней перестала гореть и настольная лампа.

– Опять электричество отключили, – лениво буркнул охранник. – Что ж, бывает. Хорошо хоть чайник успел вскипятить.

Вообще-то, пользоваться электроприборами в подобных заведениях запрещалось в целях пожарной безопасности, однако, по мнению усатого, такие ничтожные цели явно не стоили крепкого свежезаваренного чайка. Кому она мешает, плитка-то? Трофейная, немецкая, не какой-нибудь там керогаз, понимать надо! Да и пользовались ею лишь по ночам или вот, как сейчас, в выходной для музея день – понедельник.

Милиционер едва успел заварить чаек в кружке, как вдруг из дальнего зала послышался звук разбившегося стекла. Что такое?

На всякий случай вытащив наган, охранник направился к источнику шума. Вроде бы стекла в полном порядке – сквозняком не несет. Хотя, кто его знает – шторы кругом, занавески. Придется отдергивать каждую.

Отбежав в сторону от только что разбитых, специально захваченных с собою, стекол, Раничев внимательно следил за шторами. Первое окно, второе, третье… Кажется, пора.

Иван жестом подозвал Игоря. Пацан, кивнув, подбежал. Раничев, подойдя к зданию, с силой толкнул фрамугу:

– Ну, Игорек, с Богом!

– Вы точно не вор? – оглянулся на него пацан.

– Точно… Главное, со щеколдой справься. И – побыстрее.

Тонкая мальчишеская фигурка исчезла в проеме. Звякнул засов…

Обрадованный Раничев хлопнул мальчика по плечу:

– Ну, Игорь, теперь жди в скверике.

Пацан кивнул, облизав пересохшие губы.

Войдя в фойе, Иван, стараясь не шуметь, задвинул засов и, с удовольствием увидев дымящуюся кружку, от всей души сыпанул туда снотворное.

– Достаточно одной таблэтки, – пошутил он и, захлопнув фрамугу, на цыпочках поднялся на второй этаж, где пока и затаился.

Услышал тяжелые шаги милиционера, дребезжание чайной ложечки и наконец мощный богатырский храп. Ну, наконец-то! Теперь – за дело. Вот она, витрина с заветным перстнем. Раничев вытащил стеклорез, аккуратно вырезал стекло ровным прямоугольником, взяв перстень, положил на его место другой, с аметистом, и так же аккуратно закрыл его принесенным с собою обрезком стекла, замазав кое-где щели замазкой. А вроде – и ничего себе получилось. По крайней мере, до ближайшей ревизии точно не заметят. Раничев горделиво улыбнулся: