Мракобес - Елена Хаецкая Страница 12

Владельца замка пристрелили, не спросив даже имени, двух его дочек отдали солдатам, остальных, кто отсиживался за стенами, вышвырнули вон – кого мертвым, кого недобитым. Оставили только стряпуху и мальчишку-поваренка, ее сына или внука, чтобы готовили.

Хорошо после трудов перекусить. На стол выставлено лучшее, что нашлось в замке. Для вина поданы ремеры на толстых витых ножках, самые изысканные, зеленого «лесного» стекла, и вино, налитое в них, кажется фиолетовым. Жареное мясо выложено на огромное фаянсовое блюдо. Чем меньше остается кусков, тем виднее картина на блюде – зеленой и синей краской очень похоже намалеван здешний замок.

Жирный соус стекает по бороде Лотара. Гевард шарит руками в общем блюде, выбирая кусок побольше. Шальк ест быстро, аккуратно, как маленький хищник. Эркенбальда давится, торопится – наголодалась баба, жалко ее, кожа да кости. Фихтеле зубами рвет мясо с заячьей ножки. По-крестьянски основательно набивает брюхо Ремедий. Иеронимус налегает на мясо с бобами не хуже ландскнехтов. Капитан Агильберт нынче бледен, глотает красное вино бокал за бокалом, но хмель его не берет.

Снова тянется за кувшином рыжий капитан. Смешной кувшин – на пузатое брюхо нахлобучена бородатая голова с губами, сложенными трубочкой. Из этих губ изливается напиток. Но вина больше нет, одна только капля вытекает и повисает в глиняной бороде. Ох, как неприятно вдруг стало Иеронимусу, когда он взглянул: вспомнился вчерашний крестьянин на воротах.

Зовут мальчишку-поваренка, велят принести еще выпивки. Мальчик кивает, берет кувшин, со всех ног несется в погреб. Витая лестница в шестнадцать ступенек. В одной руке у мальчишки бородатая личина, ненасытная винная утроба. В другой – горящая свечка.

Бочка с красным вином – вон она, в углу. Вчера была полнехонька, сегодня опорожнили наполовину.

Ставит свечу у порога, подбегает, открывает кран. Ни капли не вытекает из крана. Мальчишка холодеет: тот, рыжий, на куски разрежет, ежели ему не принести вина.

– Господи, пожалуйста, – шепчет. – Там же больше половины оставалось.

Визгливый смех над головой.

Мальчик вздрагивает, пятится.

Верхом на бочке сидит человек. Мальчик не смеет поднять глаз, видит только острые колени, туго обтянутые красными чулками, и прочные кожаные башмаки. Лицо незнакомца теряется в темноте.

– Простите, господин…

– Дитер Пфеффернусс, – объявляет высокий хрипловатый голос. – Дитер Перченый Орешек, так меня зовут.

– Я просто не знал, что вы здесь, господин, – тихо говорит мальчик. Поглядывает на свечку, оставленную у ступенек, пятится.

– А почем тебе было знать, кто я такой и что здесь делаю? – недовольным тоном вопрошает Дитер Пфеффернусс.

– Не знаю, господин. Мне здесь лучше никого не гневить. Меня за вином послали, вот я и пришел.

– Здесь ли Агильберт из Хагенау?

– Кто, господин, простите?

– Ну такой, рыжий…

– Господин капитан?

– Так он уж капитаном стал? – Дитер растроганно хлюпает носом. – Старина Берт… Он будет рад меня видеть.

– Не сомневаюсь, господин, – тихо говорит мальчик, отступая назад.

– Ну, ты! – рявкает Дитер. – Стой. Можешь меня не бояться. Я добрый дядя Перченый Орешек. Выпил я все вино и желаю говорить с моим старым добрым другом, Агильбертом Рыжее Темя. Так и скажи ему. Так, мол, и так, ждет его в погребе давний знакомец. Очень давний. Так и передай…

– Хорошо, господин.

Мальчик продолжает стоять неподвижно. Дитер вынужден прикрикнуть:

– Ступай!

Со всех ног бросается бежать мальчишка вон из погреба, по дороге опрокинув свечку.

* * *

Паренек думал, что рыжий капитан пристрелит его на месте, увидев пустой кувшин, но ничего подобного не произошло.

– Кто? Дитер Пфеффернусс? – вяло переспросил Агильберт.

Потрепал сбитого с толку мальчика по щеке и двинулся к погребу шаркающей походкой. Иеронимус с интересом посмотрел ему вслед, но ничего не сказал; остальные ничего не заметили.

Подвал был залит багровым светом, как будто неподалеку разложили громадный костер. И воняло.

Вчера так несло на окраине деревни, возле сожженных домов, где заживо сгорели две козы и старая бабка, забытая в панике домочадцами на печи.

– Здравствуй, Агильберт, – приветствовал капитана визгливый голос, и на винной бочке, устраиваясь поудобнее, заерзал господин Перченый Орешек.

– Привет, Дитер, – вежливо сказал Агильберт.

– Да ты садись, садись, дружище.

– Благодарю.

Агильберт присел на ступеньку, сложил руки на коленях – ни дать ни взять, смиренник на проповеди. Дитер радостно взвизгнул.

– Начнем, пожалуй. Итак, скажи мне, Берт, можешь ли ты хоть в чем-нибудь упрекнуть меня?

– Нет, Дитерих, ни в чем.

– За эти семь лет был ли ты хоть раз ранен? Потерпел ли ты хотя бы одну неудачу после того, как я вытащил тебя из той бойни под… проклятье, как называлось то место?

– Хагенвейде.

– Лужайка Господина Хагена, благодарю.

– Нет, Дитер. С тех пор ни пули, ни стрелы, ни холодное железо, ни горячий огонь не касались моего тела.

– Разве я не молодец?

– Молодец, – согласился Агильберт.

– И ты стал капитаном, подумать только, Берт. Отличным командиром для своих головорезов. Всегда берешь хорошие деньги за их кровь. Всегда успеваешь уйти, если начинает вонять жареным…

Дитер дернул длинным носом, точно принюхивался к окружающей его вони, и захихикал.

– Я горжусь тобой, Берт.

– Ты пришел за мной? – осторожно спросил Агильберт.

– А как ты думал? – живо откликнулся Дитер. – Может, выпьем за встречу старых друзей?

С этими словами он подобрал кувшин, брошенный мальчиком, поднес к губам, и изо рта Дитера потекло красное вино, забулькало, запенилось.

– Уф… – Дитер обтер большой тонкогубый рот, протянул кувшин Агильберту.