Река времен. Жребий брошен - Михаил Дьяконов Страница 12

В памяти неожиданно всплыл прошедший день… В памяти? Как же я смог вспомнить то, чего никогда не было в моей жизни? Но все картины его четко вставали перед глазами.

Судя по природе, была весна, и близился рассвет. Сейчас мы наконец-то пойдем, чтобы пробиться из этого надоевшего всем нам окружения. Чтобы оторваться от чехов и немцев, которые донимают нас уже какой день. Интересно, как там группа генерала? Смогли ли его вынести вчера из боя? Я хорошо помнил (словно сам участвовал во всем этом, хотя ведь это мой пациент… или как они его назвали – реципиент?.. участвовал), как вчера ранним утром на заре мы нарвались на немецкие пулеметы, потом из Горнева по нам ударили чехи с австрияками и разрезали группу на две части. После рукопашного, когда Пендин пырнул штыком того чеха, что метил заколоть меня, мы залегли у Собжи и открыли огонь во фланг, по их цепи, двигавшейся вдоль реки, прикрывая отход второй группы, которая выносила тяжело раненного генерала. Все уже распрощались с жизнью, когда немцы, видимо поняв, что Ефремова тут нет, прекратили атаки и поспешили за второй группой. После боя от нашего, и без того очень малочисленного батальона осталась лишь треть – чуть более сорока, по пять-семь человек во взводах при нескольких раненых командирах. Где-то там, на берегу Собжи, у убитого сержанта я и разжился своей десятизарядкой, вместо «манлихера», к которому закончились патроны.

Меня все время мучил вопрос: как там вторая группа? Утром и днем была стрельба у мельницы через Собжу, потом на поле у Тибейкино, потом где-то за Тарасовкой. Наша группа затемно успешно проскочила Нижнюю Тарасовку, к рассвету оставив ее за рекой, и медленно двигалась приречным оврагом к востоку. К вечеру мы вышли на грязную полевую дорожку, которая привела к деревне Кочки. Там в вечерней тишине слышались немецкая речь и гудение моторов грузовых машин. Уже в сумерках мы приблизились к реке и попытались переправиться по мосту, но Собжа с Дегтянкой разлились широко, и мост оказался полностью скрыт под водой. В темноте, без подготовки, да еще с бурным течением – по нему никак не перейти. И вот теперь мы ночуем в овраге недалеко от деревни, ждем, когда посланные бойцы с проводником установят границы моста и подготовят переправу.

Я размял мыщцы и почувствовал, что ощущаю себя как-то невероятно легко. Живот куда-то исчез, задница значительно уменьшилась. Да, надо бы мне похудеть и в моей реальной жизни! Худоба реципиента явно сказывается благополучно на нашем с ним здоровье… К костерку тихо приблизился какой-то военный в шапке-ушанке и длинной шинели. Пендин неслышно встал и о чем-то вполголоса переговорил с этим призраком, который так же тихо исчез в сгущавшейся мгле.

– Всем собраться. Сейчас выступаем. Мы в авангарде. Пересечем лесок и спустимся к Собже к мосту, где были вечером. Потом мы закрепимся на гребне, превратимся в арьергард и будем ждать, пока бойцы батальона переправятся и перенесут раненых. Наша очередь – последняя. Надо будет перейти мост следом за всеми и не дать немцам перебить всех на мосту. Все ясно?

Пендин говорил тихо и хрипло. Вчера он сорвал голос, когда дрались в рукопашной.

– Красноармеец Фролов, – Пендин обернулся ко мне, – к вам отдельная просьба. У вас десятизарядная винтовка. Образуйте головную походную заставу впереди в ста пятидесяти – двухстах метрах у дороги и, если немцы выйдут из деревни Кочки до окончания нашей переправы, откройте беглый огонь по ним во фланг, после чего бегите напрямки к мосту. Мы прикроем вас огнем. Находиться на позиции до сигнала к отходу. Сигнал – горящая ветка у дороги. Не прозевайте.

– Есть. – Я ответил коротко и даже помимо своей воли. Правда, мне очень хотелось поинтересоваться и замыслом, и планами боя. Но, произнеся слово «есть», я почему-то передумал что-то выяснять и только проверил свою винтовку, которую впервые держал в руках. Прежде не доводилось.

– Туши огонь!

Через пару минут мы уже шагали по весенней каше из грязи со снегом, ощущая хлюпающую в валенках талую воду, которая как поршнем насоса перегонялась ступней то вверх, то вниз. На дороге отделяюсь от своих и топаю вдоль грязного проселка по еще лежащему снегу на левой стороне. Вот тут, в двухстах шагах перед позицией взвода, в котором без меня оставалось только четверо, я и облюбовал себе позицию. Деревня Кочки лежала прямо передо мной и немного слева на горке. Дорога огибала тот взгорок, на котором я укрылся, и проходила впереди и справа на расстоянии примерно ста – ста пятидесяти метров, но позади меня она лежала всего в двадцати шагах. Хорошо. Открою огонь отсюда и – деру прямиком под горку. Надеюсь, что добегу до своих, пока меня не шлепнут. А там еще один взгорочек, а за ним – мост и наша последняя надежда уйти от преследования. Надо переобуться. Я стянул валенки, размотал мокрые портянки. На теле под рубахой у меня лежали запасные. Несмотря на то что я никогда в своей жизни не мотал их, руки сами сделали то, что требовалось. Натянув поверх чуть влажных, но согретых телом запасных портянок мокрые валенки, почувствовал себя лучше. Старые же портянки тщательно отжал и вновь затолкал под рубаху – пусть не высушить, так хоть немного согреть теплом своего тела на потом. Теперь – патроны. Переложил в карман своего ватника две обоймы и проверил наличие патрона в патроннике. Трассирующий. Хорош!

Кстати, винтовочка-то очень неплоха. Что бы там ни писали о «светке» [19]разные авторы, прикладистость у нее, судя по всему, очень неплохая, вес приемлемый, прицел толковый, вот разве что длина чуть великовата. Посмотрим, как бьет…

Наши, наверное, уже начали переправу. Я поглядел в сторону реки, а потом опять перевел взгляд на юго-запад – на Кочки, откуда теперь доносились какие-то новые звуки, но ничего тревожного в них пока еще не было. Слева на поле забормотал тетерев. Потом послышался раскат далекого винтовочного выстрела. Еще одного! Так… В темноте пулять? А смысл? Разве что кто-то кого-то пугает! Ну вот, опять тихо!

Я попробовал немного двинуть рукой. Получилось. Хотя кто это захотел пошевелиться: я сам или мой образ – реципиент? Как бы это проверить? Мысли скачут. Никак не могу разобраться в них. Вот это пожелание написать жене и сыну, наверное, от него, от реципиента, в которого я вселился, ведь у меня самого сына нет, только дочери. А вот сожаление, что ввязался в эту авантюру? – наверное, от меня самого. Интересно, когда меня убьют, что я почувствую? Будет боль или нет? А вдруг она будет нестерпимой? Ведь есть случаи, когда люди умирали только от болевого шока! Наверное, это очень больно!

Интересно, сколько сейчас времени? Думаю, что прошло уже с полчаса. Пора бы лейтенанту и напомнить о себе. Я оглянулся. У речки было по-прежнему темно и тихо. Наверное, еще переправляются.

Тетерева орали теперь уже втроем. Над головой с посвистом крыльев протянулись кряквы. С югов возвращаются. Если не знать, что идет война, то меня окружала подлинная идиллия, омрачаемая только неприятным ощущением мокрых ног. А в Кочках между тем появились новые звуки. Залаяла какая-то шавка, потом еще одна, и явственно донеслись гортанные выкрики. «Шухер начался», – промелькнуло в голове это не вполне привычное для меня слово. Я собрался с силами и на всякий случай оглянулся назад. Сигнала по-прежнему не было.