Сибирь 2028. Армагеддон - Андрей Орлов Страница 12

Полковник покачнулся и побледнел. Одутловатая физиономия превращалась в какой-то мятый мешок. Заволновались подчиненные, ослабла хватка. Но я не стал вырываться в столь ответственный момент, хотя вполне мог воспользоваться случаем и пуститься наутек в развалины.

– Борман, Гуськов, все части в ружье!!! – орал спохватившийся полковник в рацию. – Это не учебная тревога! Зараженные идут на город! Все силы в первый квадрат! Всех, способных держать оружие! Романчук, резервную роту на охрану периметра!!! А вы что стоите, бездельники?! – завопил он на своих растерявшихся подчиненных. – Живо в бой!!! – И осекся, сломав глаза о мою понурую личность.

– Это звучит странно, господин полковник, но я не предатель и не трус, – не без достоинства вымолвил я. – И судьба этого города мне так же небезразлична, как и вам. Почту за честь, если вы забудете про свои обиды и дадите мне оружие.

– Дайте ему автомат!!! – взревел, как дизель самосвала, полковник. – В бой, Карнаш, мать твою! Но мы с тобой еще разберемся!

Это было нешуточное испытание на прочность. Ни с чем подобным мы еще не сталкивались! Жуть рогатая! Вот до чего доводят танцы с бубнами вокруг реактора! Мы бежали по Военному городку к восточным окраинам, где воздух сотрясался от автоматных очередей и взрывов гранат. Полковник умчался на своем драндулете. Мог бы и подбросить, скотина! Нас обгоняли грузовики, набитые бледными гвардейцами, бежали пехотинцы. Я тащил старенький АКМ, брошенный мне людьми полковника, на бегу пристраивал к поясу подсумок со снаряженными магазинами. Стремительный марш-бросок длиной в семьсот метров, и с хода вступили в бой. Противник рвался от улиц Чкалова и Красноармейской, вдоль старого Толмачевского шоссе, по руинам и отстроенным хибарам обширного частного сектора. Это было что-то невероятное! «Экспедиционный корпус» зараженного воинства! Разведка прозевала, как эти чудики по одному и мелкими группами стекались сюда из мертвого мегаполиса, где, с их точки зрения, практически не осталось еды. Можно представить, какой бы они закатили пир на весь мир, захватив город Обь со всеми его жителями! Половину «рекрутировали» бы в свои ряды, половину съели. Впоследствии выжившие бойцы караульного батальона, заикаясь от шока и потрясения, рассказывали, что эти черти возникли, как из параллельного мира. Ночью реальных посягательств не было, утром расслабились. А потом повалила толпа, размахивая трубами и арматурой! Они неслись по минному полю, взрывались к чертовой матери, но выживших это нисколько не обескураживало. Пулеметчики открыли огонь, косили их десятками, но атака не теряла интенсивности. Вояки дрогнули, побежали, их догоняли живописные уроды в лохмотьях, сбивали с ног, оглушали. У каждого тела тут же скапливалась маленькая толпа, зараженные рвали когтями трепещущую плоть, впивались в нее зубами, пили кровь, плотоядно рыча, а едва утолив первый голод, рвались дальше. Они наступали двумя потоками – по улице Северной и Чкалова, между рядами одноэтажных домишек, в которых жили люди! Спастись в районе удалось не многим – система оповещения дала сбой. Да и не было у горожан времени эвакуироваться. Они выбегали на улицу, в панике метались. Зараженные врывались в дома, умертвляли зазевавшихся жителей, раздирали их на куски. А в это время их товарищи продолжали развивать наступление, вгрызаясь в восточные предместья…

Пятиэтажный дом под номером 38 по улице Чкалова и стал той точкой, где столкнулись прибывающие подкрепления с людоедским «форсмажором». Изогнутые буквой «Г» руины, мимо которых с вытаращенными глазами неслись удирающие гвардейцы. Они бросали оружие, а в спину им летели камни, прутья, рвался дикий рев. Я испытал какой-то первородный ужас, когда увидел все это! Казалось, нет силы, способной остановить лавину! Сотни обезображенных демонов в развевающихся лохмотьях, лишенных чувства усталости и страха, неслись по дороге между домами частного сектора. Каждый по-своему уникален, а все вместе – беспримерное шоу уродов! Оскаленные пасти, сверкающие глаза, искореженные физиономии… А дальше все было как в тумане. Кто-то из прибывших бойцов, поддавшись панике, побежал обратно. Надрывал глотку командир в распахнутом бушлате. Орал от страха пулеметчик, паля от бедра из РПК – ручного пулемета Калашникова. Люди разбегались, кто-то падал в грязь. Вспыхнула беспорядочная стрельба. Я лично за несколько секунд опустошил два магазина. Демоны валились, нашпигованные свинцом, но через них перепрыгивали другие, они и не думали останавливаться. Биться с ними в рукопашной было бессмысленно – сомнут, раздавят. Убегать тоже глупо – догонят, эти «больные» были проворнее кенийских спринтеров. До толпы оставалось метров сорок, когда наметились подвижки – атака не захлебнулась, но энергичность ее поубавилась. Умирать никто не хотел, люди рассыпались поперек улицы, лихорадочно опустошали магазины, сообразив, что это не тот случай, когда нужно экономить боеприпасы. Уроды выбывали из строя, визжали, напичканные пулями, росла баррикада из мертвых тел. Кровь текла рекой – у этих фриков она тоже была красной. Но вот пробились несколько решительных экземпляров – двое в распахнутых армейских шинелях, один и вовсе – в брутальном кожаном плаще до пят – помчались дальше. А навстречу им уже бежал какой-то прыткий боец с оттопыренными ушами, выхватывал ребристую «лимонку» из подсумка.

– Ложись, мужики!!! – визжал он, как ненормальный.

Такие гранаты надо выбрасывать только из укрытий! Люди падали в грязь, закрывались руками. Гранатометчик не пострадал, успел откатиться за обочину. Граната ахнула под ногами атакующих. Полетели оторванные руки и головы, воспарили в небо обрывки элегантного кожаного плаща. В эту минуту я понял истинный смысл выражения – «глаза на мокром месте». Зараженные метались в клубах дыма, теряли ориентацию. А за спиной у нас что-то рычало, комья земли летели из-под мощных колес. Это было очень кстати, у людей уже кончались патроны. Из города подходил броневик. В лучшие годы это была инкассаторская машина, к ней приделали по бокам две стальные люльки, укрепив их кронштейнами из тавровых балок, заковали все это недоразумение в броню, оставив лишь амбразуры. Вооружение монстра составляли два крупнокалиберных пулемета, скорострельная пушка, снятая с вертолета, и практически неограниченный запас боеприпасов. Люди разбегались, освобождая проезд. Казалось, наступает перелом в сражении! Броневик утюжил дорогу, палил из всех стволов, наглядно демонстрируя, что точность стрельбы можно с лихвой компенсировать толщиной снаряда. Зараженные, разрываемые крупным калибром, падали целыми охапками. Стальная каракатица давила мертвые и издыхающие тела. Раскололся, как орех, череп голосистой бабы, похожей на базарную торговку – ее зажало между трупами, она смотрела, как надвигается колесо с чудовищным протектором, и орала на него, как на бестолкового покупателя. Пулеметчики садили по радиусу, множа количество мертвых. Но это был лишь временный успех! Зараженные неплохо подготовились к вторжению. Броневик продвинулся метров на пятьдесят, оказавшись в окружении живых и мертвых, где и нашел свою героическую погибель. Полетели бутылки, какие-то жестяные емкости; кувыркаясь, прочертил дугу факел – и металлический корпус броневика вспыхнул, как стог сухого сена! Прогорклым дымом окутало боевую машину. Броневик замедлил скорость, остановился, кричал от боли пулеметчик с обгоревшим лицом. А торжествующая толпа уже облепила его, вынесла дверь в передней части корпуса, полезла внутрь… И взорам ошеломленных людей, уже собравшимся добивать противника, предстали клыкастые пасти устремившихся на них уродов! Видит Бог, их не делалось меньше! Пятился, пустился наутек отчаянный боец, удачно метнувший гранату. Но споткнулся, разбил нос. Слезы брызнули из глаз, перекосилось лицо в предсмертной тоске. Ему в загривок вонзилась прожорливая пасть, брызнула кровь… Бравые вояки пустились наутек, не видя дороги. И я с ними! Лучше бы я смотрел на дорогу! Ослепительная боль, я царапнул ногу о торчащий из бетонного огрызка штырь арматуры. Ноги заплелись, я повалился, испытав ни с чем не сравнимое чувство ужаса. Но рефлексы работали, как никогда. Толпа уже набрасывалась, я покатился по грязи к обочине, свалился в канаву водостока, подпрыгнул, одновременно вскидывая АКМ. От оравы, топчущей защитников города, отделились несколько живописных особей, погнались за мной! Первым семенил старичок-боровичок с завидной для его возраста прытью. Борода во все стороны, лба практически не видно, весь в коростах, струпьях, зато какие глаза! Дедушка, почему у тебя такие большие глаза? Я бил в упор по этим бесноватым воспаленным гляделкам, пробил дыру в переносице, размером в кулак. Отшвырнул автомат, ставший бесполезным железом, и бросился к ближайшему частному дому, петляя, как заяц. Еще бы не петлять – ржавая труба с разлохмаченными торцами просвистела рядом, едва не оторвав мне ухо! Я перепрыгнул через символическую ограду, перебежал по шатким доскам-мосткам двухметровую трещину в земле. А только приземлился на другой стороне, схватился за доски под ногами и стал отшвыривать их от себя. Они валились в пропасть, а вместе с досками, испустив гортанный вопль, обрушилось соломенное чучело с ввалившимся носом. Двое в растерянности остановились на краю, шипели, трясли растопыренными пальцами. Я выхватил пистолет Ярыгина и принялся забивать в них пулю за пулей. Они корчились, тряслись, не спуская с меня голодных глаз. Но кучка зараженных, отпочковавшаяся от основной толпы, уже ломилась через палисадник с самыми решительными намерениями! Ахнув, я припустил к дому – ну, просто некуда больше бежать! Я взгромоздился на завалившееся крыльцо, едва не проломив трухлявую ступень, а уроды уже летели через канаву, неслись ко мне, простирая свои корявые длани. Распахнулась дверь, на пороге вырос трясущийся от страха хозяин развалюхи – бледный, обросший свинцовой щетиной. Он судорожно дергал затвор охотничьей берданки. Похоже, я выглядел неважно – он прицелился мне в живот. Я отклонился, ружье харкнуло порцией дроби, и за спиной взревели луженые глотки.