Войны крови. Восхождение - Борис Орлов Страница 12

Ее глаза вдруг оказались прямо перед его лицом, и он буквально ощутил этот взгляд — ласковый, зовущий, обещающий…

— Это потому, что ты боишься меня огорчить, обидеть, ведь так?

Объяснять девчонке принципы бусидо [4]Сашка не собирался, а потому почел за лучшее кивнуть.

Ленка отложила в сторону пистолет и, обняв, повлекла его к себе…

…Брат Теруо следил за тем, как Сашка рубит катаной тонкую струйку воды. Раз за разом стальная полоса проходила сквозь прозрачную влагу, и раз за разом в сторону отлетала маленькая, почти незаметная капля. Но Сашка ее замечал, морщился и повторял все снова. Взмах, взмах, взмах…

— Не так. — Голос Теруо был, как всегда, почти лишен интонаций. — Вот смотри…

В его руках оказался тонкий прутик. Наставник сделал короткое движение кистью, и на Сашкиной руке появилась красная полоска.

— Собрался?

Сашка знал, что будет, если он ответит «нет», но понимал: если он скажет «да» и не сумеет выполнить задание, Теруо просто станет меньше уважать его. А уважение наставника стоило физической боли…

— Нет, брат Теруо…

Снова свистит лоза, и на руке появляется новая красная полоска.

— Смотри не глазами — смотри духом! У тебя есть все, чтобы сделать это движение!

Новая красная полоса…

— Понял?!

— Не знаю…

Свист лозы.

Взмах меча. Серебро клинка режет серебро струи и уходит прочь без капель. Сухое…

— Рубя мечом — стань мечом. Посылая пулю — стань пулей. В бою с противником — стань им, стань им и выше его. Лишь этот путь приведет тебя к победе!

Сашка вновь рубит воду, и вновь все получается так, как и должно. Теруо делает жест, приказывая окончить. Затем спокойно усаживается рядом с текущей из стального крана струйкой, подставляет под нее маленький закопченный котелок.

— Мы будем пить чай, и ты спросишь меня о том, о чем хочешь спросить…

…Чашку с чаем надо брать кончиками пальцев, чтобы показать, как полно налил вам хозяин. Этому меня учил еще тот, прежний наставник, в другой, прежней жизни. Теруо наливает мне чуть больше половины чашки, слегка улыбается и садится напротив меня.

— Беседа двух воинов подобна солнечному лучу зимой. Он светит и радует, но не горячит и не утомляет.

— Наставник…

Но Теруо останавливает меня:

— Воин должен быть почтителен к старшему, но не должен унижать себя, будучи равным среди равных.

— Брат Теруо… Женщина, она… Ленка…

Он внимательно смотрит на меня:

— Так это была Елена? Я понял, что ты был с женщиной. — И, предваряя мой вопрос, слегка улыбается: — Ты пахнешь по-другому. Мужчиной. Да, женщина может вывести воина из равновесия. А знаешь, почему?

— Нет.

— Знаешь ли ты форму разума и форму женщины?

Иногда мне кажется, что Теруо издевается надо мной. Какая форма может быть у разума?

— Не знаешь. А между тем разум имеет четыре угла и не будет двигаться даже в случае смертельной опасности. Женщина же кругла. О ней можно сказать также, что она не ведает различия между добром и злом, между хорошим и плохим и может закатиться куда угодно.

Вот так. Вроде бы ничего не понятно, но ведь все ясно. Ленка, Ленка…

— Скажи мне, — Теруо смотрит на меня поверх чашки, — ты ее любишь? А она тебя?

— Не знаю… Люблю…

— А знаешь ли ты, что любовь черпает свою силу из смерти. Человек должен умереть за свою любовь, и поэтому смерть очищает любовь и делает ее трепетной. Это — идеальная любовь. Идеал любви — тайная любовь…

Мой прежний наставник никогда не говорил со мной об этом. Наверное, он считал, что я слишком мал…

— У мужчин должна быть возможность удовлетворять плотские желания. Без этого подлинная любовь невозможна. В этом трагическая сторона мужской физиологии. Ты не должен стыдиться этого. Но это не должно расслаблять тебя.

Теруо смотрит на меня долгим, очень долгим взглядом и вдруг одним движением встает. Словно вода потекла вверх…

— Если это добавит тебе уверенности, то я скажу так: если бы я имел дочь, то выдал бы ее за тебя и благодарил бы судьбу за то, что она послала мне такого сына.

Сашка уже забыл, как он жил до этой странной «военно-приходской школы». Лишь иногда, очень-очень редко, во сне он видел родителей, свой прежний дом, школу… Тогда становилось так сладко, так тепло… Но потом обязательно появлялась тетка и ее высохший, точно скелет, муж. И все обрывалось. Он вздрагивал и просыпался. Иногда негромко вскрикивал. Тогда Ленка, спавшая рядом, не просыпаясь, тихонько гладила его по плечу и, повинуясь материнскому инстинкту, старалась укрыть его потеплее и прижаться к нему покрепче. И он снова проваливался в сон — уже в другой, в котором были полоса препятствий, тир, фехтование и наставники…

Дни же были так плотно заполнены, что времени на размышления или воспоминания не оставалось. Зарядка, завтрак, тренировки, занятия по школьной программе, уроки по Закону Божьему, снова тренировки — рукопашный бой или фехтование, обед, кросс, тренировки… А если между обедом и ужином выпадало хотя бы несколько свободных минут, то все топали к малышам — несколько групп в этом странном учебном заведении были укомплектованы совсем маленькими учениками — шести-семилетнего возраста, хотя встречались даже пятилетние.

С одним из таких вот пятилеток у Сашки завязались очень теплые отношения. Малец с редким именем Гаврила — Гаврик искренне считал Александра чем-то средним между отцом и старшим братом. Сашка помогал маленькому Гаврику во всем, с чем только малыш сталкивался в этой странной школе: помогал латать порванную ряску, старательно гонял Гаврика по букварю, страховал возле турника, учил плавать — да мало ли найдется повседневных дел, с которыми так трудно управиться, если тебе всего пять и некому вытирать тебе нос?

Общение с малышами было вроде бы делом обязательным, так сказать, программным, но очень скоро для многих ребят постарше превратилось из обязанности в удовольствие. Ну, кому из мальчишек или девчонок не захочется почувствовать себя самым умным, самым сильным, самым умелым, самым знающим? Особенно млели девчонки, для которых возня с малышами превращалась во что-то вроде игры в «дочки-матери», только с живыми куклами.

Вот и сейчас Сашка и Ленка торопились к «своим» малышам: Гаврику и его шестилетней подружке Насте. Как и полагается примерным старшим брату и сестре, они несли гостинцы: у Сашки в кармане лежали сэкономленные со вчерашнего ужина две шоколадные конфеты, а Ленка тащила завязанные в платок четыре крупные сливы-венгерки, добытые ей одной ведомым способом.