С чистого листа - Нина Ахминеева Страница 12

— Ты быстро восстановилась, — утвердительно произнес мужчина. Я промолчала, не отводя глаз. — Сегодня за обедом наблюдал за тобой, — сообщил внезапно. — Раз ты уже многое знаешь, надеюсь, и остальное воспримешь адекватно, — он умолк, продолжая меня разглядывать.

— Постараюсь, — ответила максимально спокойно. Копируя собеседника, откинулась на спинку кресла.

— За прошедшие три месяца ты изменилась, Ярослава, — внезапно ставшим бархатистым голосом сообщил Савелий Андреевич. — Тамара говорит, весьма сильно. По ее мнению, не только лицом похорошела, но и рост несколько увеличился, фигура, однозначно, стала спортивнее. В этом я полностью полагаюсь на супругу, — он с силой потер двумя пальцами лоб, — она с тобой общалась часто. В отличие от меня, — хозяин дома сокрушенно вздохнул, а после добавил: — Однако даже я сейчас заметил некоторые перемены. Не во внешности, нет. Во вкусовых предпочтениях.

— Вы про вишню? — спросила и, не сдержавшись, поморщилась.

— Ты ее с детства обожала, — признался дядя. — Ела чашками.

— Разве давние привычки не могут измениться?

— Могут, — легко согласился врач. — Но у всего есть причина. В твоем случае изменений слишком уж много. И произошли они за очень, очень короткий промежуток времени, — он выразительно замолчал.

Нахмурившись, я помолчала. Затем не стала ходить вокруг да около, спросила прямо:

— Почему вы так уверены, что я и есть ваша племянница Ярослава? Вполне может статься, я — это не она, а вы просто заблуждаетесь.

Мужчина нахмурился, а затем, подавшись вперед, проникновенно сказал:

— Соглашусь, весьма логично. Ты не помнишь ни своего имени, ни прошлого, а мы хором обманываемся и твердим, что ты — это ты, — он покачал головой с непритворной печалью. — Боюсь, Ярослава, причина твоих масштабных изменений в ином.

— Думаете, я стала настолько другой из-за опытов вашего брата? — мой голос прозвучал твердо, настойчиво.

Дядя немного помедлил, а после глухо ответил:

— Иного варианта просто нет. Сколько помню Владимира, он хотел сделать артефакт, которому нет аналогов. Мечтал прославиться, — суровая складка пролегла меж кустистых бровей Савелия Андреевича. — Твой отец, Яра, утверждал, что, благодаря его артефакту, человек моментально станет красивым, вечно юным и гениальным. Причем все будет передаваться по наследству.

Я не верила своим ушам. Это же бессмыслица! Теперь понятно, почему братья не ладили. Не знаю откуда, но я четко понимала: создание такого артефакта в принципе нереально. Говоря словами Светы, бред полный.

— Гениальным и вечно юным? — переспросила с недоверием. Дядя кивнул, а я продолжила: — Но ведь мозг каждого человека уникален, как и отпечатки пальцев. Нейронную сеть просто нереально повторить. Гением можно только родиться. Это же давно известный факт. Идея о даровании вечной юности и того хлеще, — неодобрительно покачала головой. — Всё физиологические процессы разом одним-единственным артефактом навсегда вспять не повернуть. Несуразица какая-то с этой идеей, — замолчав, внезапно обнаружила, что дядя смотрит с изумлением. — Что-то не так? — поинтересовалась настороженно.

Кашлянув, он на миг прикрыл ладонью лицо. А потом, шумно выдохнув, хрипловато произнес:

— Не скрою, ты меня сейчас удивила. С каждой минутой все больше и больше думаю, что безумная идея брата не так уж и безумна.

— Престаньте, — взглянула на мужчину с укором.

Дядя вздохнул и очень мягко сказал:

— Я тебя понимаю. Самому претит мысль, что твои изменения — результат экспериментов. Но, как бы ты ни отрицала очевидное, другого варианта просто не существует, — в его глазах читалось непритворное сожаление.

— Если все так, — сглотнула ком в горле, — тогда не понимаю, почему на это согласилась. Эксперименты над человеком, а особенно такого плана, смертельно опасны. Я же запросто могла стать инвалидом или умереть! Должна быть очень веская причина. Может, чем-то ужасным болела? — поинтересовалась с затаенной надеждой.

— Нет, — дядя покачал головой, — ничего такого. Может, хотела помочь отцу достичь славы? Он ведь тебя любил. По-своему, конечно, но любил.

— Поэтому обращался со мной как с личной лабораторной крысой, которой в любой момент грозит сдохнуть? — зло скрипнула зубами. Помолчав, сухо спросила: — Когда планируются похороны?

— Завтра.

— Не хочу в этом участвовать, — добела сцепила меж собой пальцы и опустила голову.

Вероятно, я сейчас излишне резка. Все же мы говорим о родном брате дяди. И, как бы ни хотелось верить в иное, о моем собственном отце. Однако у меня, определенно, нет к родителю сейчас ни любви, ни привязанности. Даже те крохи сожаления, что имелись, после рассказа Савелия Андреевича испарились.

— Яра, — настойчиво позвал дядя. Подняла на него глаза. — То, что ты испытываешь к моему брату, естественно и нормально, — проникновенно произнес врач. — И ты меня не обидела, — добавил удивительно прозорливо.

— Благодарю вас, — ответила искренне. — И коли уж идет речь о моем отце, то хотела спросить, — пристально посмотрела на моментально ставшего сосредоточенным мужчину. — Вы случайно не в курсе, как именно он производил записи экспериментов? Где хранил?

— Зачем тебе? — в его голосе отчетливо прозвучало удивление.

— Я хочу знать, что он со мной делал, — помолчав, пояснила: — Каждый эксперимент имеет конкретную цель. Вне зависимости от исхода результаты записываются. Вполне вероятно, он не пытался меня сделать гениальной или вечно юной, а хотел сотворить нечто иное. Уже сейчас я спокойно пользуюсь бытовой магией и выращиваю деревья. По моему мнению, ни к юности, ни к гениальности это не имеет прямого отношения. Я должна знать, чего ожидать. А вдруг, после всех опытов-то, меня ждет тяжелая болезнь? — выдав такое для самой себя невероятное предположение, замолчала.

— Вряд ли, — мужчина покачал головой. — В больнице ты неестественно быстро выздоровела. Мы с твоей тетей и реаниматологом не то что не видели подобного, но даже и не слышали.

Вот он и признался. А если бы я не спровоцировала? Так бы и молчал? Неправильно это. Неправильно.

— Спасибо, хоть сейчас рассказали, — не смогла сдержать горечи в голосе.

На лице Савелия Андреевича отчетливо проявилось огорчение. Он, похоже, искренне сожалел. Но все равно о внезапно обострившемся слухе, умении быстро усваивать информацию и способности управлять огнем я решила пока не упоминать. Сама знаю, и ладно.

Спустя долгую паузу, Игнатьев задумчиво произнес:

— Насколько знаю, твой отец пользовался компьютером для фиксации экспериментов. Кроме как в вашем полусгоревшем доме ему быть негде. Я планировал завтра-послезавтра съездить, посмотреть. Вдруг цел остался. Дом под охраной артефактов, чужой не пролезет, но все же мешкать не стоит.

Я кивнула. Охрана охраной, но документы, пусть и электронные, лучше забрать. Может мне стоит поехать с ним? Вдруг я что-то в том доме вспомню?