Дезертир - Андрей Валентинов Страница 12

Увы, там были только цифры. Несколько аккуратных строчек – и ни одной буквы. Увы, я прежний оказался слишком предусмотрительным. 1, 23, 11, 12, 19… Это мне ничего не говорило. Конечно, шифр и, конечно, не очень сложный. Такие записи следует расшифровывать быстро. В то же время это едва ли что-нибудь примитивное. Цифры не просто заменяют буквы – такое разгадывается за час. Нужен ключ – но этот ключ мне уже не принадлежал…

Я вновь упал на кровать, закинул руки за голову и прикрыл веки. Разгадка была рядом, совсем близко. Если удастся вспомнить хоть что-нибудь! Ведь это зашифровывал я сам – на крайний случай, самый крайний, подобный нынешнему! Что же я мог придумать?

Вновь поднеся бумагу к самым глазам, я принялся всматриваться в ровные строчки. Пять записей, очень небольших. Скорее всего адреса и фамилии – что еще можно прятать? Но тогда у меня должна быть с собой книга, причем самая невинная и обычная, какую можно купить в каждой лавке. А еще лучше – две или три книжки, одна из которых – настоящая. Но листать на сон грядущий надлежит все, иначе опытный глаз заметит, какую из книг брали в руки чаще. А остальное – просто. Буквы заменяются цифрами согласно тексту, причем номер берется каждый раз иной. Например, сначала «а» будет, скажем, «3», а потом – «21»…

Это я помнил. Когда-то приходилось пользоваться подобным нехитрым приемом наряду с иными, куда более сложными. Например, эту бумагу можно прогладить утюгом… Нет, еще раз поглядев на странную записку, я сообразил, что на такой бумаге тайнопись не проявится. Зато пергаментная бумага не размокнет в воде – и не впитает кровь.

Я вновь пробежал глазами по шифру. Какая жалость! Вот уж действительно, давно мне ведом терпкий вкус греха…

Я замер. Что за чушь? Почему…

…Давно мне ведом терпкий вкус греха…

Ах, вот оно что! Все-таки я вспомнил… Вспомнил…

Давно мне ведом терпкий вкус греха,

И пропасть черную уж зрю издалека,

Черны грехи мои, но злато облаченья

Меня слепит и гасит все сомненья…

Конечно, это могло быть случайностью. Несколько строчек, заблудившихся в памяти. Но могло быть и иначе. Тот, оставшийся вдалеке, подсказал. Ведь не обязательно иметь с собой книгу! Достаточно помнить наизусть десятка три строк…

Я бросился к столу, положил перед собой записку… и через несколько минут разочарованно вздохнул. Нет, ничего не получалось. Может, просто в памяти всплыла какая-то ненужная чушь. А может, я вспомнил не с самого начала – и, конечно, не все. Жаль. Поистине, черны грехи мои…

Я выписал строчки на отдельном листке и попытался вспомнить, откуда сие. Не Мольер, конечно, не Корнель. Что-то определенно поновее, причем автор явно нечасто беседует с музами. Впрочем, дорога оставалась открытой. В Париже немало любителей поэзии…

Стук в дверь прервал невеселые мысли. Решив, что это коридорный, точнее «гражданин коридорный», я быстро спрятал бумаги и хотел крикнуть «Да!», но решил проявить революционную вежливость и подошел к двери.

– Гражданин Люсон?

Девушка… Или молодая женщина, но никак не старше тридцати. В углах губ змеились морщинки, но глаза светились молодо, ярко. Дорогая накидка, на голове странная круглая шляпка…

– К вашим услугам… гражданка.

Говорить даме «гражданка» – поистине преступление перед французским языком. Но мало ли кто бывает в заведении мамаши Грилье?

– Чем могу служить?

Поначалу мелькнула мысль о скучающей соседке по этажу. Но я тут же сообразил – соседке ни к чему надевать теплую накидку.

– Разрешите ваше удостоверение?

Я чуть было не ляпнул: «А ваше?», но прикусил язык. Шутки кончились. Взгляд гостьи был холоден и суров.

Бумагу из Сен-Марсо она изучала долго, хотя и не так, как мадам Вязальщица. Наконец гостья кивнула и слегка улыбнулась.

– Извините. Здравствуйте, гражданин Люсон!

– Здравствуйте, гражданка… – начал я, пряча бумагу. Намек был понят. Девушка вновь улыбнулась и покачала головой:

– Это неважно. Вам просили напомнить… «Некогда против трехсот мириад здесь сражалось четыре…»

На миг я оторопел, а затем улыбнулся в ответ. Похоже, без знания поэзии в Париже не сделаешь и шага. Например, без стихов Симонида Кеосского в переводе Ракана.

– «…Тысячи ратных мужей Пелопоннесской земли. Путник, пойди, возвести нашим гражданам в Лакедемоне…»

– Благодарю вас… – Улыбка исчезла, лицо вновь стало суровым. – Ваш друг просил передать… «Гражданин! Твой подвиг во имя Республики, Единой и Неделимой, высоко оценен. Но враги нации не дремлют. Они куют смертельное оружие, чтобы поразить Революцию…»

Странно слушать такое, тем более не в дурной пьесе, а в жизни. Да и в дурной пьесе этакая дичь воспринималась бы плохо. Но внезапно показалось, что я слышу совсем другой голос – мужской. Негромкий, холодный, как лед…

– «Ты будешь нужен, гражданин! Пока же советую тебе добродетельно отдохнуть, но вспомни наш спор и не пей шампанское, ибо шампанское – яд свободы. Прощай и до скорой встречи!»

Вам повторить? – девушка вновь улыбнулась, заговорив своим нормальным голосом. Я покачал головой, почувствовав горькую обиду. Стоило путать следы, пугать до полусмерти достойного патриота в Сен-Марсо, цеплять дурацкие очки! Нашли! Вернее, нашли не меня, а национального агента Шалье, который, оказывается, любил шампанское…

– Нет, спасибо, я запомнил. Может, зайдете?

– Надо идти, – девушка вздохнула. – Много поручений, он сейчас очень занят, даже ночами не спит…

– Погодите! – Я попытался собраться с мыслями. – Я… Я давно не был в Париже. Не посоветуете ли, как здесь… гм-м, добродетельно отдохнуть?

– Театр Оперы. Сегодня. Для вас будет билет в третьей ложе на фамилию Люсон…

Вот даже как? Кажется, моя гостья восприняла вопрос излишне серьезно.

– И что там дают?

Она на миг задумалась.

– Кажется… Да, сегодня патриотическая опера граждан Гийара и Лемуана «Мильтиад при Марафоне». Стоит послушать, гражданин Люсон. Очень хорош второй акт, особенно хоры… И вам просили передать, что билет будет оставляться вам каждый вечер… Мне надо спешить. До свидания.

Попрощаться я не успел. Гостья исчезла, а я остался стоять у двери если не в полной растерянности, то в состоянии весьма близком к этому. Наконец я вздохнул, достал коробку с папелитками и закурил, пытаясь осмыслить случившееся.

Впрочем, осмысливать было нечего. Меня, вернее национального агента Шалье, нашли – быстро и безошибочно. Мои уловки оказались поистине дилетантскими. Очки с простыми стеклами! Впрочем, тот, кто назывался «другом», похоже, вполне одобрял мое поведение. Более того, советовал скрываться и дальше. А место в третьей ложе Оперы – на крайний случай, если понадобится экстренная встреча.