Тяжелый свет Куртейна. Зеленый. Том 3 - Макс Фрай Страница 12

В общем, Эна выходит из дома, где перед этим сколько-то пробыла. Чай тут пила, заодно навела порядок на кухне, потом на диване с книжкой лежала: ей рассказывали, что от этого можно получить какое-то особенное удовольствие, но в чём именно оно заключается, Эна, если честно, толком не поняла. Может, диван оказался неудачного цвета? Или книжка не та?

Эне нравится жить в ненадолго опустевших квартирах, пока хозяева в отпуске, или отлучились ещё по каким-то делам. Будучи Бездной, существом настолько непохожим на человека, что проще назвать его выдумкой, чем связно объяснить, какое оно, об отдельно взятой человеческой жизни с её повседневными радостями и печалями иным способом, пожалуй, и не узнаешь. Но оказавшись в человеческом доме, можно войти в эту жизнь, как в мелкую речку, даже не по колено, по косточку, и ощутить, как она сквозь тебя течёт. Для Эны это примерно как взрослому человеку смотреть мультфильмы – вроде бы полная ерунда, но забавная и увлекательная. Прямо затягивает иногда.

И хозяева не в накладе. Ну или наоборот, это как посмотреть. Факт, что жизнь в доме, где побывала Старшая Бездна, пойдёт совершенно иначе. Невозможно будет там жить, оставаясь прежним собой. Такое трудное счастье, будем честны, мало кому по силам. Но это вовсе не означает, что не следует давать людям шанс, – так рассуждает Эна. А что по этому поводу думают все остальные, уже не её печаль.

* * *

Эна останавливается посреди улицы, оглядывается по сторонам. Лучшее время суток – ранние синие сумерки, новорожденная, ещё прозрачная тьма. Лучшее время года – ранняя, ещё не наступившая, но уже твёрдо обещанная весна.

– Ты, конечно, страшно зазнаешься, но напоследок скажу тебе правду, – говорит Эна городу, взволнованно обступившему её со всех сторон. – Я в тебя влюблена. Ты удивительный. Лучший из человеческих городов.

Влюблена – вот и правильно, так и надо. Нет никакого смысла находиться во мне без любви. Но почему – «напоследок»? – удивляется город. – Ты что, уезжаешь? Уходишь? Зачем? Хорошо же гуляли! Оставайся тут, да и всё.

– Хорошо – не то слово, – улыбается Эна. – Я бы не отказалась от продолжения. Да время вышло. Пора.

Когда люди умирают, тоже говорят: «время вышло», – огорчается город. – Скольких весёлых друзей я так уже потерял! Но ты же не «люди». Ты – что-то совсем другое. Пожалуйста, не умирай.

– Об этом не беспокойся. Даже если захочу, не получится, – смеётся Эна. – Я сейчас не как умирающий, а как ребёнок, который спешит домой. Не потому, что играть надоело, а потому что позвали взрослые. Это совсем не трагедия, хотя, конечно, обидно бросать игру. Но ничего не поделаешь, позвали, значит позвали. Спорить тут не с кем – в каком-то смысле, я сама же себя и зову. Давай хорошо попрощаемся, чтобы обоим было что вспомнить. Веди меня, куда сам пожелаешь, мой дорогой.

* * *

Будь Эна настоящей человеческой тёткой, к ночи пластом бы лежала, так город её загонял. Все холмы ей показывал заново. Этот город до смешного гордится своими холмами, больше, чем всеми достопримечательностями и секретами вместе взятыми. Потому что, – считает город, – дома и дворцы, мосты и подземные ходы мне люди построили, как и положено. А холмы подарила сама Земля!

Эна не возражает, ей холмы тоже нравятся. Впрочем, Эне здесь нравится всё. Она же и правда влюбилась по уши, а не просто решила сказать приятное напоследок. Впрочем, особой разницы нет – всё, что сказано Бездной, сразу становится правдой, даже если изначально, по замыслу это был утешительный комплимент.

* * *

А здесь, – говорит Эне город у подножия холма Тауро, – видишь, как светится! Это не фонарь какой-нибудь, а живая звезда. Самая настоящая, с неба упала. Я помню, как она падала. А теперь зачем-то притворяется человеком. Ну пускай, на здоровье, если ей это нравится. Хотя какой из неё человек.

– С этой звездой я знакома, – улыбается Эна. – Он у тебя – да, будь здоров сияет, особенно когда спит.

Ей сейчас ужасно хочется ехидно добавить: «зубами к стенке», – но Эна благоразумно прикусывает язык. Всё-таки город – не человек, человеческих шуток не понимает. Хотя сам-то как раз очень любит подшутить над людьми.

– Давай подойдём поближе, – предлагает Эна. – Только тихо, чтобы он меня не учуял. Так рассиялся отлично! Не надо его будить.

Не станем, – соглашается город. – Пусть спит.

Стефан и правда сейчас сияет на холме, как звезда. С ним такое случается, правда, не сказать чтобы часто. Изредка, иногда. Когда, устав, как собака, не от работы, конечно – было бы от чего уставать! – скорее, от бесконечного счастья быть Стефаном, человеком с превзошедшей человеческую судьбой, приходит на холм Тауро, на его северный склон, садится прямо на землю, прислонившись спиной к одному из деревьев, обычно к старому ясеню, который почему-то очень любит его, и засыпает таким крепким, глубоким сном, что хоть из пушки стреляй, не разбудишь. Вот тогда он и превращается в чистый потусторонний свет, да такой яркий, что даже обычными человеческими глазами его отблеск можно увидеть; впрочем, прохожие обычно думают, что на холме Тауро кто-то разжёг костёр или взорвал фейерверк.

Стефан, конечно, великий шаман, всех насквозь видит, но не знает этого о себе. Зато город знает. И любит Стефана – больше жизни, сказали бы люди, но город есть город, он любит больше, чем холмы, на которых стоит. Не за то, что Стефан его защищает от бед и отвлекает от горестей, не за то, что играет с ним в интересные игры и приводит весёлых гостей, не за то, что со свойственной ему бесшабашной и безбашенной непреклонностью постепенно, камень за камнем, строит ему новую, невиданную судьбу, а за этот потусторонний, ясный, чистый, безжалостный, вечный свет.

Это, конечно, очень красиво. Как всё невозможное, – не говорит, а только думает Эна, поднимаясь на холм. – Порадовал он меня напоследок. А за подарки лучше сразу благодарить.

Садится рядом со Стефаном и очень тихо, чтобы не разбудить, наклонившись к самому уху, начинает – ну, предположим, разглашать служебные тайны. Можно и так сказать. Давать ответы на те вопросы, которые Стефан давно мечтает узнать. И на другие вопросы – которые он даже не догадался бы ей задать.

Стефан сейчас крепко спит, но однажды он вспомнит что Бездна ему на прощание говорила. Всё, или кое-что, заранее не предскажешь. Ну, тут как со всеми стоящими подарками – сколько сможет взять, всё его.

Но самое главное (и смешное) – вспомнив Энины тайны, он, заранее можно спорить, решит, будто сам до всего додумался. Это Эне нравится больше всего. Лучший подарок для такого человека как Стефан, – весело думает Эна, – так его обмануть. Как бы он ни сиял, я-то вижу его насквозь. Навсегда останется молодым дураком, который обожает убеждаться, что он самый умный. И вообще круче всех.