Доля отцовская - Ольга Болдырева Страница 12

Ладно, если со своими страхами я могу разобраться попозже, то бутерброд ждать не станет. Поэтому, недолго думая, я откусил настоящее произведение искусства с кружевной оборкой салатных листьев по краям. Бутерброд сделал подлость, подсунув мне только хлеб и салатный лист. Мясо, издеваясь, выглянуло с другой стороны. Так, я вроде не собирался становиться вегетарианцем? Осторожно вернув мясо на место, я с удовольствием продолжил трапезу. Юльтиниэль печально вздохнула. Не дочь — троглодит какой-то. Хотя если вспомнить, сколько всегда ела Лареллин, поражая всех нещадным истреблением продуктов (как все помещалось в миниатюрную женщину?), было ясно, что доченька пошла в маму. Тут бутерброд попытался спастись бегством, развалившись на две неравные части. Ту, что больше, я, подумав, все-таки протянул Юльтиниэль. Дочка благодарно улыбнулась и вцепилась в угощение крепкими зубками.

— Госпожа, — прогудел Роланд, посмотрев на солнце, — чтобы успеть до заката, нам нужно заканчивать привал.

А действительно, доспех прав. Пора отправляться дальше. Вон нас насколько обоз успел обогнать — пыль виднеется далеко-далеко, словно купцы надеются догнать солнце и по нему вскарабкаться на небосвод. Так что спасибо этому дому, а мы к деревне.

Успели аккурат перед закрытием. Стражники, увидев пять фигурок в начавших сгущаться сумерках, специально повременили с закрытием ворот. Это на теплом безопасном юге не принято обносить дубовым забором деревни и села и закрывать ворота на ночь. Там такое только в городах. А у нас каждая деревня как отдельный город. Первое правило: закрывай ворота, если жить хочешь. И дела нет, что последние девятнадцать лет ничего не происходило. Говорят, до этого случалось и такое — нерадивые стражники забывали закрывать ворота, всего на пять минут после захода солнца опаздывали, а с утра путник какой подъедет, уже живого никого нет. Словно люди, нелюди, собаки, кошки, скотина, даже крысы просто ушли, оставив все на своих местах. Ни следов, ни даже крови… Это теперь тенты по обочинам тракта натянули, вольности разрешили: что можно подождать припозднившихся путников и путешественникам позволить себе задержаться. А еще двадцать лет назад остаться ночью одному за спасительным забором было равнозначно самоубийству.

Герцога во мне стражники признали сразу. Помогло этому то, что один из трех пареньков оказался приятелем того самого незадачливого любителя разрешений на ношение оружия.

Денег за проезд, слава Алив, не взяли. Косились странно. Когда мы уже собирались выезжать на главную улицу, паренек неловко заметил:

— Ваша светлость, вам бы это, на постоялый двор не ехать. Енре, он горазд языком чесать. И вспыльчив больно. Перебрал, да такое понарассказывал, что и слушать противно, да только люд, наоборот, собираться начал. Мы его с другом пытались отговорить, да где уж там. К тому же староста обязательно захочет с вами встретиться… и отец святой…

— Спасибо за совет. Только разве я перестал быть хозяином здешних земель? — Посмотрев, как стражник принялся изо всех сил мотать головой, я улыбнулся. — Замолвлю словечко перед императором, что службу хорошо несешь. И о Енре скажу. Старосте пока не стоит говорить о моем приезде.

Когда мы отъехали на приличное расстояние от ворот, Квер все-таки осмелился спросить с изрядной долей сомнения в голосе:

— А нужно ли нам в трактир ехать? Ну их… потом сразу императору все расскажите, герцог. Сейчас на первом месте другие дела.

— Квер, ты пойми, какой из меня герцог, когда последний мальчишка позволяет себе такое в мой адрес?! — В голосе прорезалась нешуточная угроза.

Ох, не ограничусь я тем, что лишу этого стражника чина и хлебной должности. Надо только послушать, что он там болтать вздумал.

Только в сказках люди, наделенные властью, лишены пороков и являют из себя образец добродетели, помогая всем направо и налево. Я добр только к тем, кто добр ко мне и в ком я уверен.

Постоялый двор представлял собой поистине жалкое зрелище. Покосившееся трухлявое двухэтажное здание подслеповато взирало на мир провалами окон, кое-где в них отсутствовали стекла. На первом этаже пробивался яркий неровный свет и слышался одобрительный гул собравшегося народа. Оставив лошадей тощему мальчишке и кинув ему мелкую монетку на сладости, я первым зашел в пропахший дрянным пивом, самогоном, табаком и потом зал.

На барной стойке восседал стражник Енре, он был весьма пьян и громким голосом рассказывал собравшимся людям, а их, надо заметить, было немало, занятную историю.

— А уж взгляд у него недобрый, мама не горюй! — заплетающимся языком поведал он. — Вроде глядишь, глазища синие-синие, словно камни драгоценные. Никогда подобных глаз не видел. Но холодные они, такие ледяные… и равнодушные-равнодушные… смотришь и озноб по спине. Словно в бездну вглядываешься, а в этой бездне смерть сидит. И ухмылка у него… бр-р. До сих пор страшно! Остальные спутники у него нормальные. Думаю, чего к девке привязался? Ну обвешана оружием, как барышня какая украшениями. Ну и пусть, так ведь краси-ива-ая! — мечтательно протянул он. — Думаю, дай подъеду, пошучу, а потом извинюсь. Вдруг улыбку-то заработаю? А тут этот. Кольцо показывает — герцог. Да только какой из него герцог? Видел я нашего герцога. Только глаза у того добрые, теплые, словно отцовские. А тут внешность его, а внутри словно кто-то другой сидит. Не-е, други. Не наш это герцог уже, не наш… — Трактирщик, правильно расценив паузу в рассказе, плеснул в кружку стражнику еще самогона. Тот разом опрокинул в себя чарку и, закатив глаза, обмяк, успев только прошептать: — Страшный человек…

Юльтиниэль фыркнула на весь трактир, перепугав посетителей.

— Да, папочка. Тут послушать, так ты у нас сам наместник Хель — почти воплощение зла! — весело сказала она, отодвигая меня в сторону и танцующей походкой проходя меж столов к барной стойке.

— Можешь начинать бояться, — в тон ей хмыкнул я, двигаясь следом.

За мной поспешили Квер с Маришкой, Роланд остался возле дверей, не зная, что ему делать. Есть все равно не будет, веса его дубовые лавки, скорее всего, не выдержат, но охранять госпожу надо.

Народ начал боязливо расползаться в стороны. Каждый так и норовил заглянуть мне в глаза, проверить слова стражника. Не стал их расстраивать. Взгляд у меня сейчас был добрый-предобрый. Таки наполнял обшарпанную обстановку трактира теплом и светом. Вот и верьте после этого пьяным стражникам! Правда, улыбка вышла кривая, но это уже мелочи.

Юльтиниэль тем временем уже добралась до Енре, который в невменяемом состоянии успел сползти под стол в обнимку с чаркой. Дочка пихнула стражника носком сапога и презрительно скривилась.

— Так, — я огляделся и, к своему удивлению, все-таки нашел капитана стражи, — любезнейший, я надеюсь, вы понимаете, что поведение, подобное тому, которое показал вам этот молодой человек, недопустимо?

— Да, ваша светлость… два дежурства вне очереди… три…

— Нет. Подобное никуда не годится. Я позабочусь о том, чтобы этот человек больше никогда не получил места в страже. Пусть пропалывает огороды. Донесите, пожалуйста, до него эти сведения, как только он проспится. Оружие отобрать, заработанных денег не выплачивать. Как очнется, отослать, к Хель, из деревни. Понятно?