Ритуал - Ричард Ли Байерс Страница 12

Наконец, в комнате больше не осталось огня. Огненные Пальцы собрал все пляшущие, трещащие языки. Все еще бормоча слова заклинания, он потер руки одну о другую, словно умывая их, и пламя исчезло. Кожа мага даже не порозовела от жара.

Эльф-маг поспешил к Тэгану. Как оказалось вблизи, его красивая кожа имела легкий голубоватый оттенок, как и темные, до плеч волосы. Что-то в его приятном открытом лице напомнило авариэлю об Амре, добром эльфийском духе, если можно так выразиться, с которым он встретился в Сером Лесу.

– Ты тяжело ранен? – спросил маг. Тэган попытался ответить, но приступ кашля сотряс его плечи.

– Ничего, – сказал эльф, – среди нас есть целитель. – Он криво усмехнулся. – И, к счастью, она одна из тех, кто не сбежал. Синилла, подойди, пожалуйста, сюда!

Жрица Луны поспешила к эльфам.

– Труп! – задыхаясь, пропыхтел Огненные Пальцы. – Не давайте истекающей из него жидкости попасть на бумаги!

– Я займусь им, – сказал одноглазый маг.

Он начал, с того, что принялся бормотать какие-то заклинания и чертить рукой в воздухе замысловатый узор, пока туша латунного дракона не уменьшилась в несколько раз.

Эльфийский маг печально взглянул на изуродованные, уменьшенные останки.

– Бедный Самдралирион, – вздохнул он. – По всем признакам, он был одним из самых стойких среди всех союзников Кары. Я вообще не заметил ничего подозрительного. Бешенство поразило его сразу, в одно мгновение.

Тэган нахмурился. Подозрение закралось в его душу.

* * *

Дорн стоял в привычной боевой стойке, железной стороной тела вперед, зажав в кулаке из плоти и крови длинный тяжелый меч и отведя его назад. Два разбойника подбирались к нему с разных сторон, и, сделав выпад, Дорн нанес удар одному из них слева массивной металлической рукой. Противник, вероятно, не ожидал, что такое массивное и неуклюжее существо может атаковать столь стремительно. Атака застала бандита врасплох, и шипы на железном кулаке сокрушили его череп.

Другой налетчик пустился наутек. Дорн погнался было за ним, но тут Кара перестала петь боевой гимн и зарычала. Встревоженный, полуголем обернулся к ней.

Гибкая и быстрая как молния, искрящаяся, будто голубоватый горный хрусталь, в своем драконьем облике, Кара сражалась перед одной из обложенных дерном лачуг. Насколько мог судить Дорн, певчая не была ранена, равно как и не появился новый опасный враг, дерзнувший бросить ей вызов. Скорее наоборот, все уцелевшие налетчики, оказавшиеся неподалеку от нее, разбежались. И все же она прекратила петь и зарычала, точно свирепый зверь.

Как и предсказывал Дорн, двум драконам и таким воинам, как они с Рэруном, не составило особого труда справиться с разношерстной бандой грабителей. И, тем не менее, ситуация была достаточно серьезной, ибо возбуждение боя могло подтолкнуть одного или обоих драконов в объятия бешенства.

Дорн должен был остановить Кару, пока ее ярость не сделалась еще глубже, пока она не начала пожирать разбойников, не набросилась на своих друзей, не напала на обитателей деревни.

– Кара! – позвал он. – Кара!

Она резко развернулась к нему, сверкая аметистовыми глазами.

Полуголем положил окровавленный меч на землю. Запах свежей крови усиливал бешенство, и Дорну хотелось тщательно обтереть и свою железную руку тоже, но на это не оставалось времени.

– Все в порядке, – мягко обратился он к Каре. – Бой окончен, теперь ты можешь остановиться, – негромко и как можно спокойнее приговаривал Дорн. – Просто дыши медленно и успокойся. Ты сможешь стряхнуть с себя ярость, я видел, ты уже делала это.

Кара вздрогнула и обнажила клыки. Запахло приближающейся бурей. Дорн был всего в нескольких шагах от нее и подходил все ближе. Если она решит использовать огонь или струю пара, испепеляющего подобно молнии, увернуться будет почти невозможно.

И все-таки он продолжал подходить ближе, хотя и не очень понимал почему. Не похоже было, чтобы его лепет давал какой-нибудь результат. В следующий миг она нанесет удар.

Дорн ломал голову над тем, как достучаться до ее сознания, и ему показалось, что прошла уйма времени, прежде чем он нашел выход. Он вдохнул воздуха и запел одну из первых песен, что услышал в ее ислолнении, песню о том, как хорошо лететь в вышине вместе с ветром над просторами Фаэруна.

Как и следовало ожидать, звучало это ужасно, грубо и фальшиво. Он не пробовал петь с того самого дня, когда красный дракон убил его родителей. Змей вырвал желание петь вместе с его рукой и ногой.

Но как бы плохо не звучала песня, Кара мало-помалу перестала дрожать. Все еще продолжая напевать, Дорн подобрался достаточно близко и осторожно погладил голову певчей драконихи.

Кара вздохнула, закрыла глаза и стала уменьшаться, принимая человеческий облик. Когда превращение завершилось, она крепко прижалась к Дорну.

– Спасибо, – шепнула она.

Как всегда, ее прикосновение пробудило в охотнике какое-то приятное и странное ощущение, и это обеспокоило его. И все же секунду-другую он терпел ее объятия, прежде чем отстраниться.

– Ты в любом случае справилась бы с безумием, – сказал он.

– Может, и нет. Становится все хуже.

– Понятно, значит, я был не прав, позволив тебе участвовать в ненужном бою.

– Как будто ты смог бы остановить меня, – улыбнувшись, ответила Кара.

Дорн почувствовал, как его губы растянулись в ответной усмешке:

– Ну, значит, ничего не поделаешь. – Ему снова стало неловко, и он поспешил завершить разговор. – Надо бы взглянуть, что тут произошло.

Она склонила голову, будто пряча лицо.

– Да, конечно.

Убедиться, что Рэрун и Шатулио не пострадали и что медный дракон справился с бешенством, было делом одной минуты. После этого они занялись жителями поселка.

Простой люд ужасно боялся спасителей, несмотря на все то, что они сделали для их защиты. Дорну было горько это видеть, но он понимал, что жители правы, опасаясь во время бешенства любого дракона, и знал, что сам похож не то на тролля, не то на демона. Даже арктический гном, Рэрун, был диковинкой во внутренних областях Дамары, а значит, не внушал доверия.

Кара негромко пропела рифмованное двустишие и сделалась еще прекраснее. Дорн вынужден был бороться с собой, чтобы не таращить на нее глаза. И заклинание не просто добавило ей красоты. Кара выглядела теперь добродетельным, прямо-таки святым созданием, каждое слово которого исполнено мудрости и правды.

Окутанная этим колдовством, она смогла успокоить страхи поселян и начать приводить деревушку в порядок, распределяя работу. Вскоре уцелевшие жители уже ухаживали за ранеными, женщины занялись стряпней, пастухи отправились собирать разбежавшихся овец и коз. Шатулио при помощи иллюзий сотворил нечто вроде кукольного театра, чтобы помочь младшим детям позабыть о пережитых ужасах. Когда позволяло время, Кара общалась с теми, кто больше других пострадал от жестокости и утрат. Она выслушивала их тоскливые жалобы, брала их за руки и шептала слова утешения.