Я слышу, как ты дышишь - Остин Марс Страница 117

— За два года развалить военную аристократию, которая формировалась столетиями — это надо умудриться! Сдохнет Георг — я распоряжусь этот процесс в учебники по истории и политологии внести, как яркую иллюстрацию выражения "рыба гниет с головы". Он поссорился с Рональдом, это надо было постараться, я более неконфликтного министра не знаю, а учитывая его должность… Не было бы у нас такой разницы в возрасте, мы бы дружили, наверное, он отличный парень, он мне даже ваше похищение на рынке простил — мы это обсудили, посмеялись и забыли, он признал, что мои методы работают, и отступил. Все военные — кристально честные люди, простые, открытые и преданные, а министр Рональд — вообще честь и совесть всей системы, по нему можно любой моральный компас сверять. Их так с пеленок воспитывают, потом в военных школах так учат, потом в академиях, везде делается огромный упор на политическое воспитание и моральную чистоту. Военная аристократия даже женам не изменяет, потому что у них если поймают на измене — это такой резонанс и остракизм, что про военную карьеру можно забыть, "сегодня семью предал — завтра родину предашь". Поэтому они очень осторожно выбирают жен, многие до сорока холостые ходят, хотя пользуются популярностью. Рональд не женат до сих пор, самый завидный жених Карна.

Он замолчал, как-то странно посмотрел на Веру, она отвела глаза. Он полушутливо добавил:

— Даже опасаюсь вас с ним знакомить, учитывая ваше пророчество про мужа- военного.

Вера попыталась успокоить его укоряющим взглядом, но подумала, что вряд ли он заметил — было очень темно. Тонкий месяц почти не давал света, звезды тонули во влажной дымке, видны были только самые яркие. Она спросила:

— Из-за чего Георг поссорился с Рональдом?

— Георг всегда найдет повод, — фыркнул министр, — он органически не переваривает сильных и смелых мужчин, так что военные ему всегда поперек горла, даже если вообще ничего не делают. Он сочинил поправку к закону о предоставлении военным каких-то льгот, глупую и унизительную поправку, он в этом мастер, Рональд возмутился, его поддержали эмчеэсники, они совсем недавно входили в состав военного министерства, там крепкие связи. Георг не уступил, его поддержали Рубен и Хаким, начались серьезные конфликты. Потом Рональд "внезапно" заболел, он не понял, в чем дело, но Даррен послал к нему доверенных людей и ему объяснили, что его потихоньку травят, и что если он не хочет так бесславно умереть, то ему лучше бы уехать "лечиться" подальше от столицы. Он был не в состоянии сопротивляться, так что его практически без сознания увезли и спрятали. Георг на радостях поставил на его место нового зама, начал вводить поправки еще похлеще первой, раздавать чины и медали своим протеже, а действительно заслуженных людей выживать с должностей. Развалил всю вертикаль, нормальные кадры просто подали в отставку, видя такую ситуацию, потому что им совесть не позволяла участвовать, а не участвовать не позволяло начальство. И за два года военный костяк, на котором держится королевская власть, просто угробили. Я пытался вытащить из запаса жертв этой политики, но они уже устроили свою жизнь, нашли себе новые места в администрации, преподавании или полиции с МЧС, их там ценят, уходить просто так они не будут, они так воспитаны, что с насиженных мест не снимаются без серьезной причины. Рональд устраивает им периодически военные игры и прочие сборы, чтобы они не терялись и поддерживали связи друг с другом и с короной, уверяет, что в случае войны они встанут под знамя. Хотя я бы на их месте этого не делал. Хорошо, что они — не я.

Он задумался, посмотрел на Веру:

— Попытка вашего похищения тогда на рынке — это первый наш с ним серьезный конфликт, я предпочитаю с ним не ссориться, потому что это такая глыба, которую без потерь не подвинуть, его лучше иметь на своей стороне. Я не понимаю, почему Георг этого не понимает. Он вернул ему должность, по требованию Даррена, но отношения у них все еще напряженные и прохладные. И все это видят, везде об этом знают, если бы не это, цыньянцы не посмели бы планировать войну. И вас не призвали бы, — он отставил бокал, лег ближе, улыбнулся и понизил голос: — Я бы вас тогда сам призвал.