Наемники фортуны - Алексей Бобл Страница 116

Детина лишь хмуро кивнул.

Разин сел, когда Альбинос сдал назад к грузовику, чтобы слить у того из бака горючее.

— А что! — Тим оживился. — Это идея, затопчи меня кабан! Это славная идея. Давай трос. А ты, брат, пожалуй–ка, грабли свои за спину.

Белорус скрутил монаху руки за спиной и привязал к тросу. Потом легонько подтолкнул:

— Указывай нам путь, во имя Создателя. Среди топей и трясин, среди зябей и хлябей проведи нас аки посуху. О, это же песня может получиться. Слушай, Музыкант, слушай!

Тим Белорус среди болот

Шагает не один!

Святой отец его ведет

Посуху меж трясин!

Монах, конечно, много врет,

Но Тиму наплевать!

Поскольку он не идиот —

Монахам доверять!

Пленный злобно зыркнул через плечо и зашагал к сендеру.

Солнце уже поднялось над верхушками холмов правого берега и засверкало на расколотой голове гигантской железной женщины. Стало немного теплее, туман растаял, лишь кое–где в низинах лежал густыми белыми хлопьями над черной мутной водой. Небо над болотами по–прежнему оставалось затянуто дымкой, но сквозь нее уже просвечивала синева.

Монах подошел к сендеру, потоптался, чтобы слилась жидкая грязь с одежды и обуви. Альбинос выбрал трос, чтобы не запутался. Разин велел пленному сесть прямо на капот и крепко держаться за края крышки. Все остальные заняли уже привычные места, и машина тронулась в путь.

Сперва ехали по топким участкам, сендер то и дело нырял в заросли осоки. Потом трава отступила, луж стало меньше, колея пошла по довольно сухому участку, по сторонам стали попадаться остатки древних строений, вросшие в грунт. До Погибели это место тоже было Киевом. Альбинос задумался, как бы отразить в будущей песне болот уныние, навеваемое мыслями о прошлом? Свидетельства сгинувшей жизни здесь попадаются на каждом шагу. А над ними — седая пелена тумана, сквозь которую с трудом пробиваются солнечные лучи. Будто кусок прошлого, недоступный свету нынешнего солнца.

Далеко впереди показалось строение. Разглядеть его пока было невозможно, мешала стена испарений, за которой угадывалось высотное здание. Оно наверняка стояло там со времен Погибели. До него еще оставалось порядочно, просто на плоской заболоченной равнине любое возвышение видно издалека. Монах громко командовал, сидя на капоте и боясь оторвать руки от крышки, чтобы показать направление, — упасть ведь не так страшно, страшно то, что сендер может не остановиться, тогда трос натянется и его потащит за машиной. На плечах полуряса уже просохла, влага стекала к подолу, штаны пленника по–прежнему оставались влажными. Он иногда оглядывался, показывая блестящее от испарины лицо.

— Вперед смотри, — бросил Разин.

— С той домины ужо Губерта владения видны.

— А что это за постройка? — окликнул Альбинос.

— Просто домина, — отозвался монах, — высоченная да здоровенная, с нее видать далеко. Там тормози, покажу, какой дорогой лучше проехать.

Альб взглянул на Разина, и тот кивнул.

— Учти, брат! — крикнул Белорус с заднего сиденья. — Если в засаду ведешь, я тебе не в башку, а в задницу стрелять буду. Из обреза. Понял? Помрешь плохо, пиявки наползут из болота, медленно жрать тебя станут. Сечешь, борода?

Монах не стал отвечать, смотрел вперед. Дорога снова пошла под уклон, и вскоре сендер уже ехал по жидкой грязи, колеи скрылись под водой. Альбинос подумал, что без пленного они могли потерять след. Правда, здание впереди служило хорошим ориентиром. Если бы сбились с пути, туда бы наверняка завернули, чтобы проверить строение и осмотреться с высоты.

А серый силуэт проступал в дымке все явственнее, уже можно было разобрать четыре этажа, хмуро глядящих на болота пустыми глазницами окон. Дальней стены не было, и окна зияли сквозными ранами.

По днищу сендера молотили комья грязи, под колесами плескалась мутная жижа. Серый силуэт здания со светлыми прямоугольниками окон поднимался из воды навстречу Альбиносу — это должно было стать новой нотой в будущей песне болота. Память о прошлом, встающая из трясины.