Женское оружие - Елена Кузнецова Страница 111

— Что такое, дядька Филимон? — Анна повернулась навстречу сгорбленной фигуре. — Дело у тебя ко мне какое?

— Да ты погоди, шустрая больно, — усмехнулся Филимон. — Вон бревнышко в тенечке, пойдем присядем сперва, а там уж и поговорим.

— Да некогда мне сидеть-то, — вздохнула Анна. — Пять десятков отроков ушли, а дел будто прибавилось. На тебя да на других наставников одна надежда. — Она окинула взглядом замершую после ухода полусотни крепость. За последние дни суета и суматоха сборов стали привычны, а теперь… Хотя, конечно, и теперь не было совсем уж пусто — осталась половина отроков, девки, плотники. Но сегодня все притихли, даже Сучок не скандалил. То ли где-то на посаде пропадал, то ли и на него общее настроение подействовало.

— Да ладно, Анюта, успеешь, — отмахнулся Филимон. — Все остальное обождет. Ты мне лучше скажи, что ты с ранеными решила?

— С какими ранеными? — удивленно вскинула брови Анна. — И при чем тут я? Для этого у нас лекарка есть.

— Ну нет, Аннушка, — неожиданно строго проговорил бывший десятник. — У кого же еще спрашивать? Ты хозяйка — тебе их нуждами и озаботиться. Это в Ратном раненые в своих семьях лечатся. Настена зайдет, посмотрит, укажет, что делать, снадобье оставит, а там уж и баб заботливых рядом хватает, да и мужи все не по разу сами через это прошли, знают, что к чему. А здесь? Семей у отроков тут нет, да и пользы-то от них… не воины. Привезут раненых — как ты их размещать собираешься?

— Так ведь, дядька Филимон, Сучок говорил, вторую казарму не сегодня завтра закончат. — Анне впору было в затылке чесать. В который раз жизнь ткнула ее носом в разницу между простой бабой и боярыней. Все ее женское естество противилось мыслям о беде и ранениях — и это сразу же после проводов! — а обязанность боярыни требовала не только думать, но и готовиться к этому!

Когда-то, когда она только появилась в Ратном, ее порой возмущали и ужасали некоторые поступки Корнея, противоестественными казались, нелюдскими какими-то, пока свекровь не объяснила ей разницу между обычным человеком и начальным. Молодая Анна долго не могла понять, зачем сотнику нужно идти против людских и божеских законов, зачем свои чувства корежить — ведь видела же, что нелегко ему иные решения даются. А с недавних пор она стала замечать то же самое и за сыном. Не учил его никто этому, откуда что только бралось… Не учил? А как же долгие разговоры деда с внуком? Когда вдвоем подолгу в горнице запирались, когда и Лавра для совета звали, но зачастую после таких бесед и дед, и внук задумчивыми ходили.

Вот и сейчас не признать правоту Филимона было нельзя, согласиться с ним — поступить противно тому, что она и другие взрослые женщины внушали девицам. Но вдруг, как ответ на ее сомнения, в памяти всплыло страшноватенькое присловье Мишани: «Надейся на лучшее, а готовься к худшему». Так вслух и произнесла:

— Что ж, выходит, надеяться надо на лучшее, а готовиться-то к худшему?

Филимон не то удивленно, не то подтверждающе крякнул и согласился:

— Мудра-а-а ты, Анюта, и впрямь — боярыня. А на то, что кто-то что-то скажет или подумает — наплюй! Неважно, что языки дурные треплют, главное, что мы ко всему готовы.

После такого напутствия действительно умудренного жизненным опытом человека мысли к насущным делам повернулись уже легко:

— Достроят казарму — место будет, но на голую лавку страждущего не положишь — значит, постели нужны.

— Постели — самое малое, ты о другом подумай, Анюта. — Филимон, кряхтя, поерзал на бревне, устраиваясь поудобнее. — Кто за ними ходить станет? Юлька не управится — ей бы только успеть повязки сменить да снадобья нужные приготовить. А кормить-поить, постели перестилать, помочь нужду справить? Да даже просто рядом посидеть, поговорить, от боли отвлечь — мальчишки же еще. Сама знаешь, и привычным к ранам воинам порой лихо бывает, а уж отроку, да в первый раз…

— Твоя правда, дядька Филимон, — вздохнула Анна. — Привыкла я в Ратном, что за ранеными их родные в семьях ухаживают, не подумала об этом. Спасибо, указал.

— Ну все сразу не охватишь, у тебя и так забот хватает, как только успеваешь. — Старый ратник успокаивающе похлопал боярыню по руке, лежавшей на бревне рядом с ним. — На то мы и наставники, чтобы помогать да подсказывать. Не только отрокам наша наука нужна, и тебе, вишь, пригодилась, — довольно усмехнулся он. — Ты сама на все не разорвешься; баб, по этой части опытных, в крепости мало, а холопкам уход не доверишь — вдруг не уследят. Тут свои нужны, родные да любящие. Поняла, к чему я веду?

— Да что тут не понять, — Анна не колебалась, — девок приставим. Только вот ведь какая незадача — мои-то дочери знают, что и как делать, за дедом мне помогали ухаживать, а вот остальные вряд ли. Учить их придется.

— Ну-ну, не так все страшно, больные да немощные в каждой семье бывают, так что многое девицы уже знают. Мы же им только уход доверим, лечить-то Юлька будет. А самых тяжелых — как Юлька скажет: или тут немного подлечим, или сразу в Ратное к Настене отправим.

— К Настене — это хорошо, дядька Филимон. — Анна покачала головой. — Только ты же сам говоришь, что она только лечит, а выхаживают их бабы. Не у всех наших отроков в Ратном семьи есть, а если и есть — то что они знают про раны, в бою полученные? Это не простуду выгонять, не стариков немощных обихаживать. Не-ет, тут продумать как следует надо. Лучше всего, наверное, на лисовиновском подворье отдельную горницу для раненых приготовить. Баб там хватает, руки заботливые найдутся…

— А с кем приказ передавать будешь? Сама-то не поедешь в Ратное, так ведь?

— А и не придется никому приказывать, дядька Филимон. Татьяна-то здесь пока. Переговорю с ней перед отъездом, она все и устроит — сама жена воина, понимает, что к чему. Да и Листвяна ей там поможет.

«Вот и будет Татьяне дело по силам. А вздумает кто из баб языком зря молоть, отговариваться да заботу о раненых на других спихивать — Листвяна там, с ней не поспорят».

— Ну смотри, тут тебе виднее, Анюта. А девок, конечно, проверить надо, кто что умеет, да подучить потом. Ну с этим Юлька справится — никому спуску не даст. Ты же им внуши сейчас: быть готовыми — не значит беду накликать.

— Ладно, с девками разберемся, а Юлька-то? Нет ее сейчас в крепости, и когда вернется — неизвестно. Достанет ли времени приготовить все? Тоже вот морока… Поругалась с Мишаней да сорвалась в Ратное. Хорошо, ворот в крепости еще нет, а то бы так хлопнула напоследок, — не сдержала недовольства Анна.

— Ой, да ладно тебе, Нютка, ворчать, не старуха, чай! — Филимон рассыпался мелким смешком. — Себя в ее возрасте вспомни. Подумаешь, поругались. Дело молодое — как поссорились, так и помирятся. Вот помяни мое слово: завтра, край — послезавтра вернется Юлька, да еще вид сделает, что по делу ездила — мать проведать, совета в лекарском деле спросить, недостающих снадобий набрать…

— Вернется — посмотрим. А девчонкам я сегодня же скажу, и начнем их потихоньку учить. Пусть привыкают, тем более что среди отроков-то у каждой если не родной брат, так двоюродный, или уж сосед.