Хроники Порубежья - Юрий Рудис Страница 11

— Брат, умоляю, выслушай меня. Если мы спустимся с той стороны холма, то сможем уйти незамеченными.

— Сиди, — просто ответил Жанты, глядя, как старик, опираясь на мальчишку, тяжело взбирается по склону холма.

Преодолев половину подъема, Асах остановился и, повернувшись лицом к Аланову полю, воздел руки. — Вождь, Тха зовёт.

Но Хадир не шевельнулся. Асах повторил свой призыв еще дважды, с тем же результатом, а затем продолжил восхождение. Добравшись, наконец до верхушки холма, он повернулся поочередно ко всем сторонам света, замер с лицом обращенным к небу, словно прислушиваясь к чему-то, сделал шаг вперед и склонился над большим плоским камнем, тщетно пытаясь приподнять его. На помощь ему пришел мальчишка в белой рубахе, но камень остался недвижим.

— Следует им помочь, — сказал Жанты. — Если из-за нашего бездействия у почтенного служителя богини южного ветра развяжется пупок, Хадир нам не этого простит.

— Нам? — побледнел Дунда, безропотно, как телёнок на убой, плетясь за братом.

— Ну, меня-то он, скорее всего, простит.

Вчетвером перевернули камень.

— Здесь ничего нет, — растерянно сказал Дунда. Асах внимательно посмотрел на него, затем спросил. — Тысячник, кто этот человек?

Жанты тоже посмотрел на Дунду, словно взвешивая, стоит ли говорить правду. — Это мой брат Дунда. Он отважен как барс и силён как вол. А то, что всю свою жизнь ходил за баранами далеко в степи, то в этом нет его вины. Наш род беден. Брату могу доверить почти всё.

— Почти?

— Почти, Асах. Это много. — Жанты забрал у мальчишки заступ и вручил его Дунде. — Доверяю тебе этот заступ. Копай, брат. Народ смотрит на тебя.

Копать пришлось недолго, на глубине где-то полтора локтя заступ ударился во что-то твердоё.

Дунда опять растерялся. — Здесь что-то есть.

Асах опять внимательно посмотрел на него, потом перевёл взгляд на Жанты, но в этот раз ничего не спросил. Жанты пожал плечами. Асах покачал головой.

— Копай дальше, славный Дунда. Да, смотри, не переусердствуй. Вещь, которая там может лежать — бесценна.

Наконец, на свет был извлечен деревянный, окованный полосовым железом ларь, длинный и узкий. Судя по тому, что дерево потемнело и кое-где подгнило, а железо местами совсем проржавело, закопан он был довольно давно. Чтобы открыть его, Дунде опять пришлось прибегнуть к помощи своего ножа. Меч Хачароя, если это был, конечно, он, оказался плотно завернут в несколько слоев парчи. Дунда, видя, что она почти не повреждена, вдруг сразу представил, какой роскошный наряд может скроить из такой богатой материи его третья жена — рукодельница Малтауч. От этой мысли движения его сразу приобрели почти нечеловеческую плавность и осторожность, впрочем, у стремительно живших буджей любое не быстрое движение воспринималось как очень плавное. Жанты смотрел на толстый загривок Дунды, склонившегося над драгоценной находкой, как мать над колыбелью, и боролся с искушением как следует пнуть брата, чтобы ускорить ход событий. И, вероятно, пнул бы, если бы не боялся нарушить торжественность момента.

Служитель Асах был не столь терпелив, не выдержав, он присел на корточки, снова заглянул в покрасневшее, потное лицо Дунды. Затем с кряхтеньем выпрямился и в третий раз спросил у Жанты с какой-то невысказанной надеждой в голосе. — Ты сказал, что славный Дунда — твой брат? Или мне всё-таки послышалось? А, может быть, у вас был общий отец, но матери разные? Такое ведь часто бывает. Или вот еще есть такие молочные братья. Это если у вас была одна кормилица…

Жанты с укором посмотрел на непоседливого старца. — Мы единокровные братья, Асах. Вообрази, такое часто бывает тоже. Не понимаю, почему тебя занимают такие пустяки.

Мальчишка в белой рубахе, праздно переминающийся с ноги на ногу, хихикнул. Асах уже было размахнулся, чтоб дать ему легкую затрещину, но тут как раз Дунда управился с парчой, быстро и аккуратно сложил её, и спрятал за пазуху. Затем, не разгибаясь, не вставая с колен, и не поднимая лица, подал Асаху меч в позолоченных ножнах. Так же, двумя руками, Асах принял меч, прижал его к груди и поклонился на четыре стороны света.

Хадир гикнул, и гнедой жеребец одним махом вынес его на вершину холма.

Асах извлёк клинок из ножен, и теперь держал его в ладонях протянутых рук.

За его спиной, как сторожевые башни, высились два могучих брата. Щеголеватый Жанты, бесстрастно взирающий куда-то вдаль, и перепачканный землей как дух тьмы Бакура, взопревший Дунда, с взволнованного лица которого на Хадира таращились круглые черные глаза.

— Этот замарашка — твой брат? — спросил Хадир, не поворачивая головы.

— Да, — вполголоса, словно боясь быть услышанным чужими ушами, ответил Жанты. — Дунда его зовут.

— Держи, Дунда — брат Жанты, — Хадир сделал неуловимое движение, и в грудь Дунды что-то стукнулось, он еле успел подхватить это, что-то легкое, словно в него бросили монетой. Он сначала и принял это за монету. Ну, хоть что-то. Если золотая, хорошо ведь? Жаль, всего одна. Но, нет, не монета. Кольцо или перстень.

Хадир, между тем, высоко поднял над головой меч, толпа заревела, и ревела всё время, пока гнедой конь, горячась и мотая гривой, спускался с холма, понукаемый всадником.

Асах не пошел прямо за ним, а выбрал для спуска пологую, безопасную тропинку. Неторопливо идя за ним, Дунда отважился разжать кулак, глянул, и стон вырвался из его широкой груди. Вождь народа Будж подарил ему медное кольцо. Наверно, он хотел посмеяться над Дундой. Но за что? Ведь Дунда не сделал ему ничего плохого. На глаза навернулись слёзы нестерпимой обиды. А бессердечный Жанты даже забежал вперед, чтоб лучше видеть то, что творится с его несчастным братом. Таковы все богачи. Им мало жирной баранины и крепкой бузы, они пьют кровь бедняка и грызут его сердце, и только тогда считают себя сытыми. И при этом надсмехаются над ним, и только тогда считают себя счастливыми. Лицо Дунды почернело, глаза метали молнии.

Видя, что брата вот-вот хватит удар, Жанты перестал смеяться и, взяв его за плечи, сильно встряхнул. — Ты совсем одичал среди своих жён и баранов, братец. Хадир пожаловал тебя чином сотника. С недавнего времени только сотники имеют право носить такие кольца. Надень его на правую руку, на безымянный палец, да не забудь поблагодарить богиню южного ветра Тха. Сегодня её праздник. То, что другой не может достигнуть за всю жизнь, ты получил за день. Утри слезы и радуйся, глупец. И еще, умоляю, сегодня, чтобы не случилось, ни на шаг не отходи от меня.

К счастью, никто не был свидетелем этого конфуза. Все были заняты мечом Хачароя. Князья и тысячники передавали его из рук в руки, и те, кто был постарше, вспоминали, что, да, это тот самый меч, пропавший в день гибели старого вождя, а те, кто — помоложе, просто любовались несравненной работой неизвестного оружейника.

Народ же, которому еще никто не разъяснил смысла находки, взволновано гудел на тысячи голосов, прозревая, что грядут великие события.