Дар Прозерпины - Андрей Дыфо Страница 11

– Чего будем делать? – спросил тот, что посолидней.

– Не знаю… Что мы наделали… почему, зачем прибежали сюда?

– Вот и я не понимаю. Какого лешего нас сюда понесло?

Может, пойдем отсюда подобру-поздорову…

– Вот так возьмем и уйдем?

– Да, а что?

– Ну, Виктор, давай попробуем.

Они подошли к двери, почтовый служащий толкнул ее плечом. Дверь не поддалась.

– Эй, ты чего, дверь запер? – обратился он к Алексею.

Архивариус отрицательно помотал головой и для пущей убедительности уточнил:

– Не запирал. Да и как я могу, у меня же ключей нет.

Тот, которого звали Виктор, тоже попробовал открыть дверь, но с тем же успехом, что и почтовый.

– Лёва, а если вместе навалиться?

Почтовый пришел на помощь Виктору, но и у них двоих ничего не получилось.

– А она как будто и не заперта вовсе.

– Чертовщина какая-то… – резюмировал Виктор. – Но линять нам отсюда надо точно. Давай через окно попробуем. Пока Иванов не пришел. Это же первый этаж?

– Конечно, первый, – подтвердил Лев.

– Тогда годится. – И Виктор направился к окну, Лев – за ним, но почти сразу остановился.

– Кстати, а ты зачем сюда пришел? – вспомнил он опять о существовании архивариуса.

– Не знаю… На прием… – неуверенно пролепетал Алексей.

– Странно. Но вообще-то, шел бы ты лучше отсюда подобру-поздорову, – посоветовал Виктор, – хотя как знаешь, – и махнул рукой. Кто он такой, этот Алексей, чтобы давать ему советы и вообще проявлять заботу. Ведь не друг же и не сослуживец. Да, живут они в одном городе, но и что с того?

…Они подошли к окну и без труда распахнули раму. Вскарабкались на подоконник, подбадривая и помогая друг другу. Приготовились прыгать, посмотрели вниз, вычисляя, куда лучше приземлиться, или, точнее, рассчитывая траекторию прыжка, чтобы не угодить в полураскрытый канализационный люк.

Виктор Подольский стоял на самой кромке подоконника, уже занеся ногу для прыжка. Вдруг он увидел, что, вместо пробивающейся к солнцу сквозь окурки, бумажные обрывки и старый чай (который Фрумкин почему-то всегда выбрасывал в окно, приговаривая «для удобрения») майской травы, перед его глазами простирается бесконечная пропасть, а они с Лёвой возносятся все выше и выше, точно на скоростном лифте. Под ними с ураганной быстротой высился этаж за этажом – окно, промежуток стены, снова окно, снова стена и так далее. И вот они уже взмыли на небывалую высоту, Подольский даже и не думал, что такая вообще существует. Ветер, гуляющий за окном, обдувал их со всех сторон, бил в лицо и трепал волосы. Они стояли на маленьком спасительном подоконнике точно на краю скалы, готовые рухнуть вниз, устремившись прямо в пропасть. И разбиться, конечно, насмерть, если во время полета не остановится сердце и они не шлепнутся на майскую травку уже холодными трупами. Виктора зашатало: он и меньшей высоты боялся как огня. Бухгалтер ухватился за Фрумкина, который сам был не в лучшем положении: бледный, глаза вытаращены, распростертые для равновесия руки… Взгляд, словно магнитом, был прикован к тому, что творится внизу, к пропасти под ним, которая постоянно увеличивалась и расширялась.

– Лёва…

– Виктор…

Ветер на секунду притих, но тут же обрушился на беглецов с новой силой. Подольский, с трудом удерживая равновесие и балансируя как акробат, слишком накренился вперед, но успел схватиться за Фрумкина обеими руками. Тот от неожиданности оступился, и… Пропасть внезапно приблизилась, они рухнули…

Звук резко распахнувшейся двери и звонкое:

– Стоять. Не падать!

Голос Иванова раздался точно выстрел, перекрыв в мгновение все остальные звуки – вой ветра, крик падающих в пропасть Фрумкина и Подольского. Пространство застыло, превратившись для беглецов в жесткую материю. Они замерли на месте в нелепых позах падающих вниз самоубийц. Под ними зияла пропасть, подоконник ушел из-под ног. Они парили в воздухе, но что-то им мешало сорваться и упасть. Иванов приблизился к окну и протянул к ним руку. Фрумкин и Подольский почувствовали, что, хотя их тела совершенно не слушаются головы, они вновь обретают способность стоять на подоконнике, дышать и говорить.

– Значит, бежать вздумали… – Низкий голос Иванова, сковавший точно льдом их душу и сердце, привел беглецов в сущий трепет. – Далеко ли вы собрались, товарищи?

Фрумкин не успел ответить, как дверь комнаты для приема почты отворилась…

* * *

Утро Олега Петровича Потапова – начальника отдела доставки – началось гораздо спокойней и размеренней, чем у архивариуса Алексея и, тем более, у Льва Фрумкина и Виктора Подольского. Позавтракав, собравшись и поцеловав на прощание сонную жену, он, как всегда, отправился на службу.

Быстрым шагом от дома до работы десять минут пешком, медленным – пятнадцать. Он дошел за пятнадцать. Открыл массивную дубовую дверь и исчез в темном чреве Главпочтамта.

Олег Петрович степенно подошел к вахтеру дяде Ване, поздоровался и осведомился:

– Ключ от моего кабинета уже взяли?

– Да, взяли.

– Кто?

– Иван Иванович.

– Кто это? – искренно удивился Потапов.

– Это самое… А вы разве не к нему? – в свою очередь удивился дядя Ваня и с уважением посмотрел на начальника отдела.

– А почему я должен быть «к нему»? – продолжал недоумевать Потапов.

– Извиняюсь. Не подумал. Это самое… Ошибся.

– А кто он такой, этот Иван Иванович? Что за фрукт?

Дядя Ваня высунул голову в окошечко и зашептал:

– Это самое… Олег Петрович… понимаете… тут такое дело…

– Покороче.

– Покороче-с никак нельзя, – с перепугу вахтер перешел на давно забытую лексику, – утром заходит на почту человек… странный такой.

– Вы хотите сказать, входная дверь была не заперта?!

– Нет-нет, – тут же спохватился дядя Ваня, – конечно, заперта, только, это самое, он все равно прошел.

– Как это?

– Вот и я не пойму, как это… Явился. Представился Ивановым Иваном Ивановичем, сказал, что, это самое… мол, ему в отдел доставки, спросил почтальона. Я ему ответил, подождите, это самое, Фрумкин попозже придет. Он мне и говорит, дескать, ничего, если я подожду? Я ему: ничего, подождите, не выставлять же вон, это самое, человека? – Пассаж с росписью в журнале регистрации, которая куда-то бесследно исчезла, вахтер деликатно решил опустить. А потом все забегали. Сначала Фрумкин пробежал туда, потом обратно, да еще с каким-то, это самое, гражданином. Потом пришел еще один человек, спросил Иванова Ивана Ивановича. Теперь пришли вы. Вот и подумал, это самое, что и вы его ищете.