Сокрытые в веках - Ирина Лазарева Страница 11

Все вышли из дома на воздух. Ургонд занялся исследованием двора, а Маринг ходила за ним по пятам, давая указания:

– Сюда нельзя, Ургонд. Смотри, какие цветочки! А вот мячик, давай поиграем.

– Маринг, – увещевала мать, – оставь его в покое, пусть делает, что хочет.

– Ах, он так мне нравится, так нравится! – воскликнула Маринг. – Он похож на мою Лану.

– У нас во дворе жила ящерица, – пояснил Доменг, – Маринг каждое утро приходила с ней здороваться и даже дала ей имя.

– Да, – печально добавила девочка, – папа копал клумбу и случайно убил ее лопатой. Я тогда столько плакала.

– Я хорошо это помню, – сказала матушка Фели, – как раз через день и началось большое наводнение. Это было в позапрошлом году. Тяжело тогда нам пришлось. Сколько домов снесло, затопило весь урожай риса. Я сама видела, как вода несла буйвола. Несколько человек утонуло. До сих пор страшно вспомнить.

Метта вступила в разговор:

– А ведь вполне возможно, что наводнение случилось из-за ящерицы.

– Как? – удивился Доменг. – Что значит гибель одной маленькой ящерицы?

– Это могло быть последней каплей, – уверенно ответила Метта.

– Не спорь, Доменг, – сказал Рене, улыбаясь и кивая на Метту. – Она знает, что говорит.

– Пошли купаться! – вдруг сорвалась с места Метта и понеслась к близкому берегу.

Рене и Доменг побежали за ней, увязая в прогретом песке. Неожиданно их обогнал Ургонд, который, оказывается, бегал довольно быстро. Метта прямо в одежде с разбегу бросилась в ласковые волны, и скоро ее голова показалась далеко в море. Молодые люди последовали ее примеру и с не меньшей радостью окунулись в воду, искрящуюся в лучах заходящего солнца. Ургонд, добежав до кромки прибоя, лишь обмочил лапы и теперь развлекался тем, что отскакивал от набегавших волн, забавно подпрыгивал и взмахивал крыльями. Рене плескался у берега, так как не мог похвастаться навыками хорошего пловца. Доменг же вознамерился догнать Метту в открытом море, да куда там – за ней не угнался бы и чемпион мира.

Скоро друзья снова сидели все вместе на берегу, обсыхая на ветру под косыми лучами солнца. Ургонд копошился у воды, фыркая и шлепая по мокрому песку лапами.

– Все хочу спросить, – вспомнил Рене, – как вам тогда удалось вдвоем справиться с четырьмя верзилами, что охраняли меня и Ургонда? Да и Жан, вроде, не слабак.

Доменг хмыкнул, указывая на Метту:

– О, это надо было видеть. Она вошла, и они сразу сникли, стали вялыми, бессильными, ругались и тыкались в стены, как слепые котята. Тут мы их и скрутили. Ну, а с Жаном и вовсе не трудно было справиться.

– А ведь ты, наверно, могла бы весь дом подпалить? – спросил Рене.

– Могла бы, но знала, что вы внутри. С огнем шутки плохи. Да в этом и не было необходимости.

– Это действительно опасное оружие, – покачал головой Рене. – Так и убить можно.

– Это не оружие, а средство защиты, – возразила она, – и мы умело им пользуемся. Драконам нельзя убивать – это противоречит смыслу нашего существования.

Но Рене уже не мог остановиться. На него напала жажда полемики, к тому же ему хотелось как следует разобраться во всем, что касалось драконов.

– Но вы же охотитесь. Насколько я понял, горные драконы едят дичь, вы – рыбу. Как же быть с этим?

– Ни мы, ни животные не нарушаем гармонии природы. Один погибает, чтобы жил другой. Тут все уравнивается. Вы же убиваете ради убийства, из прихоти, без всякой нужды, охоту превращаете в спорт, а это и есть настоящее зло. Отец рассказывал, что акул убивают только ради плавников, чтобы сварить из них суп, а все остальное просто выбрасывают. Мне страшно это слышать! Акулы играют важную роль в жизни океана. Кто вообще дал вам право решать, кому жить, а кому умирать?

Метта вскочила, побежала к воде и села рядом с Ургондом, обняв его за шею. Малыш поднял голову и лизнул ее в щеку. Доменг укоризненно посмотрел на Рене; они встали и подошли к Метте. Рене обнял ее за плечи и покаянно произнес:

– Прости, я не хотел тебя расстраивать. Ты же знаешь – все, что ты сказала, нас беспокоит так же сильно, как и тебя.

Они присели рядом с Меттой и Ургондом, и все четверо смотрели на чарующий закат.

Солнце веером раскинуло лучи по небосводу, пронизывая светящиеся палевые облака. Вода переливалась всеми оттенками красного, от пурпурного до светло-оранжевого, и, куда ни кинь взгляд, сверкала огненно-золотистой рябью. Вдали фигурки рыбаков в лодках казались совсем черными на фоне сияющего моря.

– Я думаю, – нарушила молчание Метта, – Создатель для того сотворил Землю столь неизъяснимо прекрасной, чтобы все живущее на ней радовалось и делилось с ней своей радостью. Великая Мать словно заботится о себе сама. Она щедро дарит нас своей красотой и ждет взамен всего лишь благодарности. Отчего же все гибнет, исчезает, становится бесплотной пылью Вселенной?

Иногда я жалею, что могу слышать так много и все разом: и рык раненого тигра в Уссурийской тайге, и загнанный вскрик лисицы в норе, плач черной гориллы, потерявшей детеныша, – и тогда я слабею. Меня терзает страх: что если у нас недостанет сил и надолго ли их хватит?

Ургонд, будущий Целитель, мог погибнуть, став временной игрушкой в руках богатого глупца. А сколько гибнет других, гордых и сильных, хранителей лесов и морей, небес и рек. Они умирают в клетках, в капканах, под пулями, чтобы какой-нибудь самодовольный болван мог хвастливо положить ногу на бездыханное тело и запечатлеть для потомков свое бессмысленное и гибельное деяние.

В глазах Метты стояли слезы.

Последний всполох вечерней зари высветился из-за моря и погас. Пора было возвращаться домой.