Королева войны - Феликс В. Крес Страница 11

Порой, не в силах заснуть, Эзена бродила ночами по двору, между домом и маленьким старым замком. Иногда она плакала. Наконец однажды ночью она разбила стекла в своей спальне, выбрасывая за окно мебель и, как зверь, воя на луну. Она не знала, как найти себе место в новой жизни; обещанное счастье оказалось лишь иллюзией. Над ней жестоко поиздевались — и она даже не знала почему. Старый господин ничего не объяснил, а научил немногому, столь немногому! По каким-то причинам он решил, что сперва она должна узнать тайны ношения прекрасных платьев, застольные манеры, способы ведения разговоров, искусство танца… Он открыл ей старые семейные секреты — способы распознавания и приготовления различных ядов. Самая младшая из Жемчужин Дома учила ее сражаться кинжалом и легким копьем с длинным острым наконечником — все женщины княжеской линии К. Б. И. умели пользоваться этим оружием, выглядевшим столь необычно в слабых руках… Но зачем, к чему это все? Она научилась никому не нужной ерунде, после чего уроки прервались… Легкая простуда перешла в тяжелую болезнь, убийственную для старческого тела. Князь умирал — и молчал. Он так и не открыл ей причины, по которой на смертном ложе принял решение заключить брак. Тогда она еще не понимала, что свобода, титул, богатство — все это в одно мгновение может превратиться в сплошное издевательство, именно из-за этого брака. Он — знал. Он хорошо знал, что делает ей только хуже, знал и очень по этому поводу переживал. Она была рядом с ним, когда он умирал. До последнего мгновения он гладил ее по волосам, не думая ни о смерти, ни вообще о себе. Он знал и чувствовал, что умирает; в последние двое суток он даже не мог уже говорить. Однако его пальцы все еще подрагивали в иссиня-черных волосах стоявшей на коленях возле постели девушки, словно говоря: я люблю тебя, бедная девочка. То же подтверждали блестящие от лихорадки глаза. Наконец взгляд угас, а рука застыла неподвижно.

За те несколько дней, что они были мужем и женой, она не сумела к этому привыкнуть. Да и каким образом? Его высочество князь Левин был ее господином. Она знала, что он на ней женился, но это казалось каким-то странным сном. Сто широких бездонных пропастей отделяло баснословно богатого старика с фамилией, уходящей во мрак дартанской истории, от двадцатичетырехлетней невольницы, которую семью годами раньше обычная нужда вынудила продаться в рабство. За эти несколько дней супружества она не осмелилась даже произнести хоть слово, если ее не спрашивали. О, насколько же смелее она была прежде, когда брала уроки у князя! Тогда — да, она спрашивала. Но ответ всегда был один и тот же: «Терпение, госпожа (он всегда обращался к ней так, с того самого дня, когда дал ей свободу), вместе мы совершим великие дела». Что это могло означать? Все, что он ей передал, все знание о причинах, по которым он поступил так, как поступил, оказалось заколдовано в прикосновении старческой руки, гладившей ее волосы. Этим он сказал лишь, что никоим образом не желал ей ничего дурного. Зачем же он причинил ей зло?

Этого она не знала.

Может быть, она даже бросила бы все и сбежала. Никто не собирался лишать ее дарованной свободы. Она также понимала, что может рассчитывать на «благодарность» взамен на тихое исчезновение из Сей Айе. Небольшая деревня? Участок леса? А может, просто бархатный кошелек — очень тяжелый? Ей бы дали столько, сколько бы она потребовала. Что могли значить отступные для какой-то невольницы по сравнению с ценностью всего состояния Сей Айе?

Но дрожащие пальцы умирающего каждую ночь ласкали ее волосы — и это прикосновение не повергало ее в ужас. Оно не было ни неприятным, ни пугающим. Она находила в нем сочувствие, но также и нечто вроде несмелой просьбы о прощении… Этого она не могла понять. Она просыпалась и лежала, вспоминая удивительно теплый сон о старом добром человеке, гладившем ее по голове с чувством, которого никто до сих пор ей ни разу не дал. И с каждым днем она все больше осознавала, что намерена бороться за те причины, по которым к ней прикасались столь мягко и нежно — с сочувствием, но также и с любовью.

Однако ей требовалась помощь. Все, чему она научилась от князя, было лишь прелюдией к настоящей учебе; неумолимая судьба не дала состояться дальнейшим урокам. Правда, многое она узнала потом, наперекор всему миру управляя Сей Айе. К счастью, она умела читать и писать (в Армекте этому учили каждого ребенка), но до беглого владения грамотой ей было далеко. Слишком много лет она не читала и не писала, к тому же все документы в Сей Айе составлялись на дартанском языке, и чтобы их понять, требовалось немало времени и труда. У нее не было никого, кто мог бы помочь ей советом, никого, на кого она могла бы положиться. Управляющий его высочества Левина, высохший брюзга с феноменальной памятью, на каждый вопрос сыпал сотнями чисел и названий, перечислял имена, предоставлял любые сведения. Сухие сведения… Когда она расспрашивала о деталях, пытаясь сделать имена и числа более близкими и реальными, он смотрел на нее, не понимая, а потом снова начинал перечислять: «Выдана концессия на вырубку… отловлено двести голов козлов и серн для его благородия… стоимость заказа составляет… выкуплены долги у такого-то и такого-то Дома…» Она обреченно слушала, все больше осознавая, что не в состоянии охватить разумом финансовую сторону того, что ей теперь принадлежало.

Впрочем, хотя это и могло показаться странным и даже забавным, она почти ничего не знала о Дартане, крае, в котором жила. В голове у нее крутились лишь разнообразные полуправды и слухи, ходившие в Вечной империи. Дартан, край праздных мужчин и капризных красавиц. Большие богатые города, прекрасные магнатские и рыцарские имения — и самые бедные деревни империи, населенные темными крестьянами, не имевшими никакого понятия о мире, не знавшими истории собственного края, не знавшими даже, что существует нечто такое, как письменность. Край, который отомстил Армекту за завоевание, захлестнув весь Шерер своим искусством и прекрасными продуктами ремесел, а в особенности предметами роскоши. Край, архитектура которого оказала влияние на все города Армекта, церемонии и обычаи которого вторглись даже на имперский двор, остановившись лишь на рубежах, охраняемых извечными армектанскими традициями. И еще — прекрасная Роллайна, «золотая» столица Дартана, возведенная и названная в честь одной из дочерей Шерни, которую много веков назад Полосы послали сражаться со злом. И легенды, красивейшие легенды Шерера, столь отличавшиеся от кровавых громбелардских мифов или громких военных историй Армекта! Повести о героях-рыцарях, о чести враждующих родов, наконец, самая прекрасная легенда Дартана о трех сестрах — Роллайне, Сейле и Деларе, известная во всем Шерере. Чудесная сказка о рожденных из Полос Шерни чародейках, поднявшихся на борьбу со всем злом мира…

И все. Ничего больше. Именно столько ее высочество Эзена знала о Золотом Дартане. И потому, наперекор всему, она снова и снова углублялась в бухгалтерские книги, читала донесения и доклады своего представителя в Роллайне, задавала десятки разнообразных вопросов, просиживала в библиотеке — и порой ей казалось, что она начинает понимать, какие законы правят Вечной империей, Дартаном, Золотой Роллайной. Но подобные знания, книжные, ничем не подтвержденные, собственно, не были знаниями… Какие-то обрывки, домыслы, иногда лишь туманные представления. Она никогда не видела дартанских городов. Никогда не разговаривала с представителем знатного рода — не считая, естественно, князя К. Б. И. До Сей Айе доходило очень мало вестей из мира.