Бастарды - Эльхан Аскеров Страница 11

– Это верно. Но предки, это те, кто может попросить для тебя милости богов и к кому ты сам можешь обратиться в трудный момент.

– Милость богов? Ее не надо просить. Боги сами пошлют свою милость тому, кто готов ее взять.

– Ты, и вправду, настоящий конунг, – почтительно проговорил варвар.

В этот момент Азиз услышал свое имя и встал. Выходя к середине арены, он разглядывал своего противника. Коренастый, кривоногий, с головой, словно растущей из плеч, он казался выточенным из цельного куска мореного дуба. В руках он сжимал кривую саблю – карабеллу.

Присмотревшись, Азиз понял, что его противнику более привычен конный бой. Пешая схватка была не его стихией. Чуть сместившись, Азиз внимательно следил за каждым движением степняка. На скуластом лице не отразилось ничего, когда неожиданно воин гортанно вскрикнул и прыгнул вперед, стараясь достать противника косым ударом от пояса.

Прыгнув вперед и в сторону, юноша ударил кованым сапогом по вооруженной руке, выбивая саблю. Степняк бросился за оружием, покатившись по песку и уходя от предполагаемого удара. Но его не последовало.

Позволив противнику поднять оружие, Азиз выхватил меч и нанес удар из-за плеча. Ножны, находившиеся за спиной, позволяли ему не терять времени на замах. Старинный клинок свистнул, и из разрубленной шеи ударил фонтан крови, окрасив песок в алый цвет.

Провернув меч в руке, он стряхнул с клинка кровь и вернул его в ножны. Медленно оглядывая беснующуюся толпу, юноша наткнулся на взгляд сатрапа и презрительно усмехнулся. Властелин смотрел на юного бойца со смесью страха, ненависти и зависти.

Сатрап уже понял, что вся его затея грозит провалиться. Старик смог воспитать бойца, способного в одиночку справиться с целым отрядом, и это пугало стареющего властелина. Было и еще кое-что, что лишало его покоя. Юноша был бастардом. Но бастардом не чьим-то, а его самого, и при хорошем раскладе мог бы захватить власть, заставив сатрапа признать себя. Толпа и солдаты легко могли принять такого бойца, а авторитет Расула среди гвардейцев был все также непоколебим. На мнение благородных в таких случаях обычно не обращали внимания. Главное, было признание толпы. Признание, которое позволит новому сатрапу обеспечить поставку налогов в империю, а императору останется только узаконить нового правителя своим указом. Императору глубоко наплевать, кто сидит на троне сатрапии, лишь бы налоги текли в казну и чернь сидела тихо, не выказывая свое недовольство слишком громко.

Все эти мысли Азиз легко прочел на лице правителя и снова усмехнулся. Власть ему была не нужна. Он был рожден воином, а не политиком. Все, чего он добивался, это месть. Месть за загубленную жизнь матери, за честь старого учителя, за всех, кого погубили глупость и самодурство сатрапа.

Его и самого когда-то отвергли. Отвергли с самого рождения только за то, что он посмел появиться на этот свет. Отвергли благородные, за то, что его мать была рабыней, и отвергли плебеи, потому, что его отец был сатрапом. Изгой. Изгой от рождения. Изгой по происхождению. Изгой по образу мыслей и жизни. Даже меч, подаренный ему учителем, был не обычным мечом, а бастардом. Единственное оружие, пришедшееся ему по руке. Что ж, значит, так решили боги.

Обуреваемый этими мыслями, юноша направился к скамье, но ему не суждено было передохнуть. Повинуясь знаку сатрапа, распорядитель снова выкрикнул его имя, вызвав против высокого чернокожего с копьем.

Зрители зароптали. Даже бойцы подскочили на своих местах, разразившись возмущенными криками. Они прекрасно поняли, что произошло, но доказать ничего не могли. Да и кто будет слушать смертника? Ведь таблички вынимались из урны богов.

Презрительно усмехнувшись, Азиз взглянул на ложу сатрапа и шагнул обратно. Вызванный противник подскочил и, взвыв от удовольствия, рысью понесся к юноше. Не дожидаясь сигнала, он высоко подпрыгнул и взмахнул копьем, попытавшись снести Азизу голову.

Юноша, уже просчитавший весь рисунок боя, просто перекатился через голову, пропуская противника над собой. Вскочив, он моментально обнажил клинок, встретив копье на полпути к своему горлу.

Зашипев от злости, чернокожий отскочил и, прокрутив копье, двинулся по кругу, стараясь поставить юношу лицом к солнцу. Усмехнувшись над столь наивной попыткой, Азиз сдвинулся в сторону, оставшись в своем прежнем положении. Чуть отступив, чернокожий неожиданно заговорил:

– Ты убил моего друга. Мы делили все. Даже собственную силу. Теперь я остался один. А его дух никогда не придет к повелителю Зулу. За это я буду убивать тебя медленно.

– Почему его дух не сможет прийти к повелителю?

– Он умер без крови. Его дух остался в нем, – прохрипел воин и нанес удар. Отбив нападение, Азиз несколькими взмахами меча отогнал противника, и они снова закружили по песку.

– Ну так перережь ему глотку, и дело с концом, – посоветовал он противнику, но тот уже ничего не осознавал.

– Я буду не просто убивать тебя. Я нанесу тебе рану, а потом, когда ты не сможешь сопротивляться, сделаю тебя своей женщиной. Прямо здесь, на арене. Чтобы дух моего друга успокоился. И только после этого я задушу тебя, чтобы ты пошел прислуживать ему в джунглях повелителя.

– А вот за это я убью тебя так же, как и твоего любовника. Без крови, – прорычал разозленный юноша и, сделав обманное движение, перерубил древко копья, срубив наконечник. Отбросив его ногой в сторону, Азиз шагнул вперед, убирая меч в ножны.

Перехватив обрубок древка, воин решил использовать его как дубину, но он не знал простой истины, вбитой в юношу его учителем; воин должен уметь пользоваться любым оружием и знать, как сражаться против него голыми руками.

Тело юноши превратилось в мелькающий по песку вихрь, из которого периодически появлялись то кулак, то кованый каблук, с неумолимой точностью поражавшие незащищенные участки тела противника. Это было больно.

Более того, это было унизительно. От унижения, чернокожий воин растерял остатки здравого смысла и, забыв об осторожности, бросился вперед, стремясь нанести один-единственный удар, способный подарить ему преимущество.

Крутанувшись волчком, юноша умудрился дотянуться пяткой до затылка противника, и тот на мгновение потерял ориентацию в пространстве. Этого было достаточно. Моментально оказавшись у него на спине, Азиз зажал шею врага в локтевом сгибе и, упершись коленом в спину, сделал резкое движение корпусом. Сухой хруст, короткий хрип – и воин умер, так и не сумев отомстить.

Отбросив обмякшее тело, юноша встал перед ложей сатрапа и дерзко взглянул на владыку, не обращая внимания на беснующуюся толпу. Ярость сатрапа достигла апогея. Глаза налились кровью, а шея и лицо приобрели багровый оттенок. Медленно приподнявшись, он закричал, топая ногами и брызжа от ненависти слюной:

– Взять его! В железный зиндан бунтовщика!

Толпа, не ожидавшая такого поворота событий, начала роптать. Подобное случилось впервые. Частенько на арене оказывались те, кто был приговорен к смерти, но никогда не уводили смертника с арены в зиндан.