Остров Буян - Сергей Шведов Страница 11

— Но вы проникли в его покои. С какой целью?

— Это случилось помимо моей воли, я заблудился.

— В храм вы тоже попали случайно?

— Можно сказать и так.

Белоснежные старцы хранили величественное молчание, по их одеревеневшим лицам трудно было понять, что они думают о столь бездарно лгущем молодом человеке. Зато прокурор в золотых одеждах не стал скрывать от меня своего разочарования.

— Мы теряем время, царевич Вадимир. Вы совершенно напрасно испытываете терпение жрецов храма, поверьте, оно не беспредельно.

— Я не царевич.

— Вы опять лжете, ваше высочество. Достаточно взглянуть на вас, чтобы убедиться собственными глазами — вы сын Аталава.

— Но я не из вашего мира.

— Мы это знаем, царевич Вадимир. Но это ровным счетом ничего не значит. Вы отказались выполнить просьбу Ширгайо, а когда он попытался вас усовестить, вы его убили. Вот уж воистину достойный сын царя Аталава.

— А что, папа был суров в быту?

— Ваш отец, царевич Вадимир, был великим завоевателем. Вы, вероятно, слышали об Аттиле?

— Так это Аттила был моим отцом?

— Разумеется. И царь Аттила и верховный жрец Ширгайо возлагали на вас большие надежды. К сожалению, пока вы их не оправдываете.

Вот ведь странные люди. Они возлагали надежды! А я-то тут при чем? Да мало ли в этом мире детей, которые не оправдывают надежд своих родителей. Я даже полагаю, что этих самых неоправдавших гораздо больше, чем оправдавших. А происходит это по той простой причине, что у многих родителей, прямо скажем, завышенные претензии к своим скромным от природы чадам. Я попытался донести эту мысль до почтенных судей и рассудительного прокурора, но понимания не встретил.

— К вам это не относится, царевич Вадимир. Сам факт того, что вы находитесь в этом храме, служит неопровержимым свидетельством вашей природной одаренности.

— Но я ведь сюда не стремился. Я оказался здесь по несчастливой случайности. И, уж разумеется, я никого не убивал.

— Тогда, быть может, вы нам скажете, кто убил Ширгайо?

— Понятия не имею. Ищите, кому это выгодно.

Мои слова вызвали замешательство среди судей, и даже громогласный прокурор отвел глаза. Похоже, этой четверке смерть великого жреца не нанесла большого ущерба. И именно поэтому они столь поспешно пытаются найти козла отпущения, дабы обелить себя в глазах народа. А тут вдруг, на их счастье, сваливается олух царя небесного, который по всем параметрам как нельзя более подходит на роль злодея и убийцы.

— Мы уже нашли убийцу великого праведника Ширгайо, царевич Вадимир, — быстро обрел себя после моего демарша прокурор. — Вопрос лишь в том, какого наказания вы достойны за совершенное злодеяние. На острове Буяне атлантов до сих пор не казнили.

— Это за что же им дарована такая льгота?

— Считается, что нашими поступками управляют боги. Но вы, царевич Вадимир, своим святотатством поставили под сомнение эту древнюю истину. Есть подозрение, что сын благородного Аталава встал на сторону темных сил. Доказать свою невиновность вы можете только одним способом…

— Пойти туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что? — прервал я на полуслове своего красноречивого собеседника.

— Вы даже более осведомлены, царевич Вадимир, чем мы до сего времени полагали.

— А если я откажусь?

— В таком случае мы вынуждены будем послать вас на куй.

— Куда послать? — ошарашенно переспросил я.

— На куй.

В эту минуту мне показалось, что мы с прокурором не совсем понимаем друг друга. И под этим самым куем предполагаем совершенно разные вещи. Возможно даже, принципиально разные. И, как вскоре выяснилось, я был абсолютно прав в своих сомнениях. Речь шла о божественном огне, то есть молнии, которой бог природных сил Раман, он же Перун, карает людей, преступивших божеские и человеческие законы. Правда, случается, что занятый небесными проблемами бог мешкает с исполнением просьбы своих жрецов, и тогда провинившегося сажают на кол, который тоже называется куем. От этой подмены сила божественного проклятия, по мнению жрецов, не ослабевает, и человек, либо убитый молнией, либо посаженный на куй, лишается не только жизни, но и привилегии на счастливую загробную жизнь.

Сложность была в том, что я понятия не имел, чего хотят от меня эти люди. И у меня создавалось впечатление, что они и сами весьма смутно представляют, куда и зачем меня посылают. Столь заумно сформулированное задание могло быть как и очень простым в исполнении, так и очень трудным, а то и вовсе не реализуемым. И всё-таки это был шанс. Тогда как альтернатива меня просто пугала. Человек я неверующий и поэтому с утратой права на счастливую загробную жизнь как-нибудь примирился бы, но вот закончить жизнь на колу мне нисколько не улыбалось.

— Хорошо, я согласен.

— Вы должны принести клятву, царевич Вадимир.

— Нет проблем. Только руки развяжите. Согласитесь, человек, произносящий клятву с завязанными руками, вряд ли будет правильно понят богами.

Одетые в белые одежды жрецы посчитали мой довод обоснованным и синхронно кивнули седыми головами. Облаченный в золотые одежды прокурор извлек из потайного кармана кинжал и разрезал стягивающие мои руки веревки. Правда, восстановить кровообращение в затекших конечностях мне удалось далеко не сразу. Однако проблемы с руками не мешали мне шевелить ногами, а уж тем более языком. Я был препровожден из зала суда к священному огню, который полыхал в огромной чаше посреди другого зала, роскошью отделки превосходящего первый. Впрочем, мне недостало времени, чтобы изучить его убранство. Меня поставили рядом с полыхающей огнем чашей и попросили опустить туда руки. Я выразил вежливое сомнение, что подобная процедура пойдет на пользу дела, которое мне предстояло совершить.

— Не богохульствуйте, царевич Вадимир, — надменно произнес один из жрецов. — Божественный огонь не принесет вреда человеку с чистыми помыслами.

Свои слова седобородый старец сопровождал величественными жестами. И должен заметить, ему действительно удалось, погрузив руки в чашу с огнем, избежать ожога. В отличие от жреца, я не был уверен в чистоте своих помыслов и рискнул подвергнуться испытанию только после настойчивых, переходящих в угрозы просьб доброхотов. К моему немалому удивлению, мои руки действительно не пострадали. Хотя огонь был самым что ни на есть настоящим, я чувствовал его жар. Возможно, дело было в мази, которую один из жрецов нанес на мои руки для того, чтобы восстановить кровообращение, но не исключено, что мои помыслы были более благородны, чем я полагал.

— Клянусь, что выполню волю жрецов и свершу дело, угодное богам. Я, Вадимир, сын Аталава, сказал.

Текст клятвы был произнесен мною торжественным тоном, но, разумеется, придумал его не я. Впрочем, как мне показалось, завышенных обязательств я на себя не взял. Хотя, возможно, у богов на этот счет сложилось совершенно иное мнение. Но жрецам я, кажется, точно угодил. Смотрели они на меня теперь благожелательно, и даже прогромыхавший над нашими головами гром не поверг их почему-то в смятение. Что же касается меня, то я был слегка смущен природным катаклизмом, случившимся как раз после того, как я произнес свою клятву. Я не только слышал гром, но и видел разряд молнии. Последнее мне скорее всего почудилось от нервного перенапряжения. Дело в том, что в этом зале не было окон, а каменный свод над головой начисто отрицал любую возможность пронзить себя простым человеческим взглядом. А я был всего лишь человеком, хотя и наделенным, по мнению окружающих меня в эту минуту людей, какими-то необычными качествами.