Пластилин колец - Дуглас Кенни Страница 11

Доза, вылет, отходняк

Нам без этого никак!

Колоссальное растение содрогнулось, кольца его корней осыпались с несчастных жертв, точно вчерашняя вермишель, а сами жертвы с радостными воплями вскочили на ноги. Словно зачарованные, наблюдали они, как огромное зеленое страшилище скулит и в приступе злобы сосет свои пестики. Хобботы поспешно оделись, и Фрито с облегчением нащупал Кольцо, как и прежде, надежно соединенное скрепками с карманом рубашки.

– Спасибо вам, – хором пропищали хобботы, виляя хвостами, – спасибо, спасибо!

Но спаситель их ничего не ответил. Словно бы и не ведая об их присутствии, он вдруг затвердел, совершенно как дерево, и сдавленно произнес: "Гха, гха, гха!", между тем как зрачки его то распахивались, то складывались наподобие нервного зонтика. Колени бедняги согнулись, разогнулись, вновь подогнулись, и в конце концов он рухнул на покрытую мхом землю, сжавшись настолько, что превратился в ком отчаянно хлещущих по сторонам волос. Пена пошла у него изо рта, а сам он завыл:

– О Боже, уберите их от меня! Они фезде, фезде, зеленые! Аггр! Оггр! ОБожеБожеБожеБожеБожеБожеБожеБоже!

При этом он истерично молотил себя по чему ни попадя. Фрито изумленно заморгал и схватился за Кольцо, но передумал и надевать его не стал. Срам, склонившись над распростертым по земле чудиком, ухмыльнулся и протянул ему руку.

– Прощеньица просим, – сказал он, – вы не подскажете, как нам отседова…

– О, нет-нет-нет! Глядите, фон они! Фезде, фезде! Не подпускайте их ко мне!

– Кого не подпускать-то? – вежливо поинтересовался Мопси.

– Ииих! – взвизгнул пораженный ужасом незнакомец, ткнув перстом в собственную голову. Затем он вскочил на покрытые мозолями ноги, нагнул голову, ринулся прямиком к поцелуйному дереву и, с разбегу боднув его, без чувств рухнул к ногам перепуганных хобботов. Фрито, стянув с головы шляпчонку, зачерпнул из ближайшего ручейка водицы и приблизился к несчастному, но бесчувственное тело внезапно выкатило похожие на мраморные шарики зенки и завизжало пуще прежнего.

– Нет, нет, только не фоду!

Фрито в испуге отскочил, а костлявое существо кое-как привстало, опираясь на кулаки и ступни.

– Но фсе рафно спасибо, – сказал незнакомец. – Это у меня кайф так фыходит.

И протянув Фрито грязную руку, удивительный незнакомец ухмыльнулся во весь свой беззубый рот:

– Тим Бензедрин, к фашим услугам.

Фрито и все остальные чинно представились, продолжая оглядываться на поцелуйное дерево, вновь уставившееся на них всеми своими тычинками.

– Ую-юй, фы, это, его не бойтесь, – хрипло отдуваясь, сказал Тим, обиделось, понимаешь. А фы, парни, фыходит, не здешние?

Фрито сдержанно сообщил, что они держали путь в Гниль да заблудились.

– Вы не могли бы показать нам туда дорогу?

– Ую-юй, ясное дело, – рассмеялся Тим, – раз плюнуть. Только, это, сначала ко мне на хазу заскочим, я фас с марухой моей познакомлю. Костяникой зфать.

Хобботы согласились, ибо запасы картофельного салата у них вышли. Они подхватили мешки и, сгорая от любопытства, пошли следом за Бензедрином, которого мотало из стороны в сторону и который по временам присаживался вздремнуть на подходящий камушек или пенек, давая хобботам возможность подтянуться. Так они безо всякого смысла кружили среди деревьев, а Тим Бензедрин хрипло и весело орал новую песню:

Легка, как шорох косячка, чиста, как тина в луже.

О дева с дурью в голове – чем дальше, тем все хуже!

О рук нетвердых худоба! О ногти как иголки!

О мутный, окосевший взгляд из-под немытой челки!

О космы спутанных волос! Зрачки как два стакана!

О голос, что сведет с ума чижа и таракана!

О дева, нежная, как кайф, и хрупкая, как сайра.

Костянка, я с тебя тащусь от фенек и до хайра!

И едва он ее допел, как вся компания вышла на поляну, лежащую на скате невысокого холма. Посреди поляны стояла ветхая хибара, напоминавшая формой резиновый сапог, из крохотной трубы ее валил плотный, тошнотворно зеленый дым.

– Ую-юй, – взвизгнул Тим, – ты смотри, а моя-то дома!

Предводительствуемые Тимом путешественники приблизились к не возбуждающей особого желания оказаться внутри нее хибарке. Единственное окошко – под самой крышей – полыхнуло белым пламенем. Стоило путешественникам переступить порог, заваленный пустыми сигаретными гильзами, обломками трубок и выгоревшими нейронами, как Тим позвал:

Встретил этих вон в лесу – славные ребята.

И решил забрать с собой побалдеть на хату.

Из дымных глубин прозвучал ответ:

Ну, привел, так уж привел, с дурня мало спроса,

Забивай же косячок, доставай колеса!

Поначалу Фрито увидел лишь радужные обои на стенах, свечи-вспышки да нечто, смахивавшее на кучу измызганных половых тряпок. Но тут куча заговорила снова:

Заходите же, друзья, пустим дым повыше.

Будет весело у нас, как поедет крыша!

Хобботы сощурили уже заслезившиеся глаза, а куча вдруг зашебуршилсь и села, оказавшись невероятно исхудалой женщиной с глубоко запавшими глазами. Секунду она глядела на них, затем пробормотала: "Ну и ну" и, загремев крупными бусинами, в кататоническом помрачении рухнула ниц.

– Фы на Костянку не обижайтесь, – сказал Тим. – Она по фторникам фсегда с нарезки съезжает.

Хобботы, отчасти одуревшие от едучих курений и ослепительных вспышек свечей, скрестив ноги, уселись на грязнющий матрасик и вежливо поинтересовались, нет ли чего пожрать, ибо долгое путешествие довело их до того, что они и к матрасику уже стали приглядываться – не съедобен ли?

– Пожрать? – крякнул Тим, роясь в самодельной кожаной сумке. – Фы, ребята, расслабьтесь, щас чего-нибудь откопаем.

Погодите-ка, о! у! Фот не знал, что они еще не кончились. Тим неуклюже выгреб из сумки ее содержимое, ссыпал его в помятый колпак от автомобильного колеса, и поставил колпак перед гостями. Упомянутое содержимое оказалось едва ли не самыми подозрительными с виду грибами, которые Срам когда-либо видел, и он, что было довольно грубо с его стороны, так и сказал:

– Это едва ли не самые подозрительные с виду грибы, которые я когда-либо видел, – сказал он.

Тем не менее, поскольку в Нижесредней Земле мало осталось такого, чего Срам уже не успел от безделья сжевать без особого для себя ущерба, он решительно набил рот и громко зачавкал. Цвет и запах у грибов был странноватый, но вкус неплохой, разве что плесенью черезчур отдавали. После грибов хобботам предложено было отведать кругленьких конфеток с оттиснутыми на них приятными буковками. ("Так и тают, – хихикнул Тим, – только не фо рту, а ф мозгу.") Раздувшись до критической массы, удовлетворенные хобботы отдыхали под звуки мелодии, которую Костяника наигрывала на инструменте, замечательно похожем на беременный ткацкий станок. Размякший после трапезы Срам с удовольствием принял предложенную Тимом "собстфенную особую смесь" для носогрейки. Вкус чудной, подумал Срам, но ничего, приятный.