Держава богов - Н. К. Джемисин Страница 11

Диван рассыпался дрожащими зеркальными осколками, а вместе с ним исчез весь пейзаж. Нас окутала холодная, подвижная тьма. Когда же она рассеялась, я ахнул и ухватился за него, ибо его воля перенесла нас к воспаленной бездне на краю державы богов, где помещался Вихрь – в той мере, в какой вообще можно «поместить» неисповедимое.

Сама эта чудовищная сущность простиралась где-то внизу – клубящаяся, бурлящая мешанина света, звука, материи, замысла, чувства, мгновения. Я слышал рев Вихря, отражавшийся от звездных стен – эти стены более-менее защищали остальное мироздание от бессвязности Вихря, растворявшей течение мыслей. Я ощутил, как дрогнула моя форма, неспособная сохранять четкость под напором образов, мыслей, мелодий. Я не стал цепляться за вещественный облик. В этом месте плоть была слишком тягостным обязательством.

– Наха… – Он по-прежнему прижимал меня, но мне приходилось кричать, чтобы быть услышанным. – Что мы здесь делаем?

Нахадот и сам успел уподобиться Вихрю, став бесформенным ревущим клубком, где блуждало певучее эхо Его лишенных гармонии мелодий. Он ответил не сразу, но в этом состоянии у него не было никакого понятия о времени. Пришлось мне напомнить себе о терпении; рано или поздно он обо мне обязательно вспомнит.

И действительно, он наконец проговорил:

– Я и здесь почувствовал кое-что иное.

Я нахмурился, не в силах ничего понять:

– Где? У Вихря?

Неужели он был способен что-то уловить в расстилавшейся под нами, прямо скажем, вселенской прорве? Когда я был мал и совсем еще несмышлен, я отваживался резвиться в этом провале, рискуя буквально всем ради того, чтобы узнать, насколько глубоко я смогу туда нырнуть, насколько смогу приблизиться к источнику всех вещей. Я мог погружаться дальше кого-либо из моей родни, но Трое были способны заглянуть еще глубже.

– Да, – после долгого молчания ответил Нахадот. – И теперь я гадаю…

И он двинулся вниз, приближаясь к провалу. Сперва я был слишком ошарашен, чтобы возражать. Потом до меня дошло, что он увлекал с собой и меня.

– Наха! – воспротивился было я, но в его хватке были сталь и сила притяжения. – Наха, проклятье, ты что, уморить меня хочешь? Взял бы уж да прихлопнул меня сам, коли так!

Он остановился. Я продолжал орать на него, надеясь, что голос разума рано или поздно пробьется сквозь течение его странных мыслей. В итоге так оно и произошло, и, к моему бесконечному облегчению, спуск сменился подъемом.

– Я мог бы уберечь тебя от опасности, – произнес он с некоторым упреком.

«Ага, пока окончательно не погрузился бы в безумие, напрочь забыв обо мне!» Но я был не таким уж беспросветным глупцом и потому сказал:

– А зачем вообще ты меня туда тащил?

– Существует созвучие…

– Что?..

Ревущая бездна куда-то исчезла. Я заморгал: мы с ним стояли в царстве смертных, на ветке Мирового Древа, и смотрели на потусторонне-белое свечение Неба. Была, конечно же, ночь, причем ночь полнолуния, и звезды успели сместиться. Миновал год; это была ночь как раз перед тем, как я должен был третий раз встретиться с двойняшками.

– Есть созвучие, – повторил Нахадот. Он был черной тенью на фоне темной коры Древа. – Ты и Вихрь… только в будущем или в прошлом – сказать не могу.

Я нахмурился:

– Что это значит?

– Не знаю.

– Такого прежде не случалось?

– Нет.

– Наха… – Я чувствовал себя полностью сбитым с толку. Он думал совсем не так, как разные там низшие существа. Чтобы уследить за его мыслью, нужно было взвиваться и прыгать выше головы. – Это мне повредит? Собственно, только это и важно!

Он передернул плечами, словно ему было все равно. Лишь брови сдвинулись. У него снова было то лицо, с которым он жил в Небе. Это мне не очень понравилось, ведь мы находились рядом с местом, где довелось претерпеть столько мук.

– Я переговорю с Йейнэ, – пообещал он.

Я сунул руки в карманы, нахохлился и стал ногой сбивать с ветки пятнышко мха.

– А как же Итемпас?

К моему немалому облегчению, у Нахадота вырвался сухой и недобрый смешок.

– Неизбежное, Сиэй, не то же самое, что непосредственное. А любовь не подразумевает прощения. – С этими словами он отвернулся. Его тень уже сливалась с потемками Древа и дальнего горизонта. – Помни об этом, когда будешь играть со своими любимчиками Арамери.

На этом он оставил меня. Облака чуть дрогнули в небе, отмечая его путь. Потом реальность успокоилась.

Встревоженный так, что не выразить никакими словами, я превратился в кота и двинулся вперед по ветке, пока не дошел до разросшегося узла величиной с дом. Из него росло несколько сучьев поменьше, сплошь унизанных треугольными листьями и серебристыми цветками. Тут я свернулся клубочком, вдыхая утешительный запах Йейнэ, и стал ждать наступления дня. По ходу дела я гадал – причем беспрерывно, ведь я больше не нуждался во сне, – с какой это стати у меня кишки сводит от страха…

Перед встречей у меня еще оставалось время, и я позабавился – если кто-то готов назвать это забавой – прогулкой по дворцу в предрассветные часы. Я начал с нижних уровней, так часто бывших моим прибежищем в былые деньки, и выяснил, что эта часть Неба действительно совершенно покинута. И речь шла не только о самом «дне», которое всегда пустовало (не считая покоев, что занимали мы, Энефадэ). Пребывали в запустении кухни и трапезные для слуг, детские и комнаты для учебы, швейные мастерские и парикмахерские. В общем, все части Неба, предназначенные для людей низкого происхождения – то есть большинства его населения. Судя по всему, сюда заглядывали только ради того, чтобы вытереть пыль. Неудивительно, что в тот первый раз Шахар и Декарта выглядели такими испуганными!

На верхних уровнях дворца мне, по крайней мере, стали попадаться слуги. Они бежали по своим делам, и никто не видел меня, хотя я не озаботился натянуть на себя амнийскую внешность или укрыться в закоулке тишины. Это потому, что слуги хотя и попадались, но далеко не в таких количествах, как в дни моего рабства. Легче легкого было, заслышав торопливые шаги, спрятаться за поворотом коридора или, если с разных сторон приближались сразу двое, взлететь и прилипнуть к потолку. (Полезное, кстати, наблюдение: смертные очень редко смотрят вверх.) Я всего раз был вынужден прибегнуть к магии, да и то не к своей: угодив прямо в место сбора слуг, которые неизбежно должны были заметить меня, я шагнул в нишу подъемника, позволив заклинанию какого-то давным-давно умершего писца вознести меня на следующий этаж. Прямо-таки преступная легкость!

Я продолжал незамеченным разгуливать по дворцу, думая о том, насколько подозрительно легко мне это удается. К тому моменту я уже добрался до уровней, где обитали высокорожденные; здесь уже приходилось действовать с оглядкой. Слуг тут попадалось меньше, зато прибавилось стражников. Они щеголяли в белых ливреях самого противного вида, какие я только видел, и были вооружены мечами, арбалетами и потайными кинжалами, если только плотское зрение меня не обманывало. В Небе всегда имелась небольшая армия стражи, но в дни моего постоянного проживания здесь они хотя бы глаза не мозолили. Одевались так же, как слуги, и не носили оружие на виду. Арамери предпочитали думать, что стража не очень-то и нужна, и в те времена, пожалуй, так оно и было. Любая сколько-нибудь значимая угроза высокорожденным Арамери заставила бы нас, Энефадэ, мгновенно переместиться к месту опасности. На этом неприятности и кончались.