Мила Рудик и тайна шестого адепта - Алека Вольских Страница 11

— Значит, Массимо Буффонади твой друг? — уточнила Мила, наблюдая, как Вирт, прочтя письмо итальянца, кладет его на стол.

— Давний друг, — с какой-то отсутствующей улыбкой ответил он.

— Надо же, — с иронией вставил Ромка, сидящий в соседнем с Милой кресле, — как тесен мир.

Черные угольки глаз Вирта словно ожили, с любопытством остановившись на лице Лапшина.

— Ты прав, — сказал он. — Я как раз об этом думал. Собственно, поэтому позволь спросить, что ты здесь делаешь?

— Я с ней, — не растерявшись, невозмутимо заявил Ромка и указал на Милу большим пальцем. — За ней нужно присматривать. У нее нездоровая страсть влипать в неприятные истории.

Мила поморщилась, но ничего не сказала, только вздохнула, по опыту зная, что с Ромкой, когда он что-то решил, спорить бесполезно. Он был недоволен, что она отправилась на встречу с Массимо Буффонади, не сказав ему об этом ни слова. «Все сама, сама… Раздражает!» — ярился Лапшин в ответ на все попытки Милы оправдаться. После свадьбы Фреди и Платины он планировал вернуться домой, во Внешний мир, но передумал. Когда выяснилось, что друг Буффонади, о котором тот ей рассказывал, не кто иной, как Вирт, и Миле нужно будет с ним встретиться, Ромка заявил, что пойдет с ней.

— А может, тебе просто нечем заняться? — предположил Вирт, глядя на Лапшина изучающим взглядом и одновременно постукивая пальцами по столу. — Ищешь развлечений?

Ромка насупился и с упрямым видом скрестил руки на груди.

— Мораль мне читать собрался?

Вирт какое-то время смотрел на него оценивающе, потом откинулся в кресле и уверенно вздохнул.

— Я так и думал — тебе скучно.

Ромка отвел глаза, словно не желая отвечать.

— Странно, что тебе некуда себя деть, — удивился Вирт. — У тебя ведь, кажется, есть девушка.

— Что с того? — фыркнул Ромка и пробурчал: — Что интересного в том, чтобы видеться с ней каждый день?

Вирт в первый момент удивленно вскинул брови, потом как-то странно посмотрел на Лапшина и многозначительно покачал головой.

— И что это за пантомима? — наблюдая за ним, недовольно спросил Ромка.

— Пантомима? — улыбнувшись, повторил Вирт, но пояснять, видимо, не собирался. — Да ты юморист.

Мила слушала их молча, но ей показалось, она понимает, о чем подумал Вирт: если ты кого-то действительно любишь, то тебе не наскучит видеться с этим человеком ежедневно.

— Нужно найти тебе какое-нибудь занятие, — задумчиво произнес Вирт. — Я подумаю над этим.

— Не помню, чтобы я об этом просил, — недовольно поморщился Ромка.

Мила начала настороженно переводить взгляд с одного на другого — кажется, они оба чересчур увлеклись пикировкой.

— Э-э-э… — протянула она, надеясь привлечь к себе внимание.

Вирт скосил на нее глаза и, кашлянув, обратил взгляд на дневник, лежащий на его столе. Он взял в руки тетрадь, обтянутую коричневой кожей, и произнес:

— Значит, это дневник Тераса Квита. — Он снова посмотрел на Милу: — Ты читала его?

— Я прочла несколько записей, — ответила она, — и теперь понимаю, что имел в виду Массимо Буффонади, когда сказал, что дневник может втянуть меня во что-то опасное.

Брови Вирта вопросительно взлетели вверх.

— Поясни.

— Терас собирал информацию о Лукое и его предках, — сказала Мила. — Он считал, что у Ворантов было много тайн, и надеялся, что если узнает о Лукое больше, то сможет отомстить ему.

Вирт поднял дневник на уровне своего лица.

— То есть здесь хранятся тайны твоего злейшего врага Лукоя Многолика, я правильно понял?

Мила тяжело вздохнула.

— Увы, все не так просто.

— В чем загвоздка?

Она помедлила, подбирая слова.

— Дело в том, что Терас делал свои записи… в завуалированной форме.

Вирт положил тетрадь на стол.

— Ты хочешь сказать, что его записи сначала необходимо разгадать?

Мила кивнула.

— На самом деле, большинство записей — совершенно обычные, — добавила она. — Чаще всего, это просто рассуждения Тераса. Но из них не многое можно почерпнуть, поэтому мне кажется, что по-настоящему важны именно те места в дневнике, где Терас вдруг начинает писать очень странно, как будто… — Мила на секунду задумалась, сверяясь со своими впечатлениями от того, что успела прочесть. — Как будто он нарочно изъясняется загадками. И еще мне показалось, что разгадки находятся не в самом дневнике — их придется не просто разгадывать, а искать.

— И что ты намерена делать? — спросил Вирт.

— Разгадать загадки дневника… наверное, — ответила Мила, пытаясь игнорировать внутренние сомнения.

Вирт откинулся на спинку стула.

— Хорошо, — сказал он. — Я помогу тебе во всех поисках, связанных с дневником Тераса Квита.

— Это из-за письма? — спросила Мила, со значением кивнув на послание Массимо Буффонади, лежащее на столе.

— Отчасти, — с улыбкой ушел от прямого ответа Вирт. — С чего начнешь?

Он взял дневник в руку и через стол протянул его Миле. Поднявшись, она забрала тетрадь и вернулась в кресло.

— Сначала нужно хорошо изучить записи Тераса, — сказала Мила, положив дневник себе на колени. — Я пока лишь бегло прочла первые несколько страниц и мало что смогла понять.

— Дашь мне прочесть? — спросил Ромка и тут же, сузив глаза, мстительно сыронизировал: — Или не доверяешь?

Мила покосилась на него с обидой.

— Ты теперь что, до конца жизни будешь мне припоминать, что я не позвала тебя с собой на встречу с Буффонади?

Ромка демонстративно не отвечал. Мила про себя обозвала его упрямым ослом, но вслух сказала самым дружелюбным голосом:

— Надеюсь, ты поможешь мне разобраться с этими записями? Одна голова — хорошо, а две — еще лучше. Правда?

Как Мила и ожидала, Лапшин сдался сразу. На его лице появилась довольная улыбка — Ромка был отходчив.

— Что ж, — произнес Вирт, судя по выражению его лица, с любопытством наблюдая за примирением друзей. — Если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти.

Он посмотрел на Милу.

— Не бойся просить о помощи, — улыбнулся он. — Самостоятельность — хорошее качество, но иногда, если есть на кого рассчитывать, этим стоит воспользоваться. На меня ты можешь рассчитывать.

— Хорошо, — с благодарностью ответила ему Мила.

Ромка рядом демонстративно зевнул.

— Как чувствительно, — потягиваясь, с иронией сказал он и встал из кресла. — Вы меня растрогали.

— Язва, — сказала ему Мила.