Штрафники 2017. Мы будем на этой войне - Сергей Лобанов Страница 11

Офицер будто не услышал бывшего подполковника и спросил:

– А чего пришли? Почему тоже в побег не сорвались?

– Не захотели, – спокойно ответил Ляшев. – От себя не убежишь.

– Ну-ну, – хмыкнул молодой лейтенант, – вы быстро поймете, что совершили ошибку, быть может, самую главную в жизни.

– Не забывайся, лейтенант, перед тобой старший по званию офицер.

– Бывший офицер, – холодно заметил лейтенант.

Ляшев хотел что-то возразить, но собеседник не стал его слушать.

Он выплюнул соломинку и почти презрительно скомандовал:

– Встать в строй.

Ляшев дернул нервно щекой, смерил молодого офицера долгим взглядом, развернулся и стал во главе колонны.

Полуобернувшись к блокпосту, лейтенант громко крикнул:

– Рубцов, Титов, ко мне!

Бойцы подбежали к нему и встали как вкопанные, не утруждая себя необходимым по уставу докладом о прибытии.

Лейтенант приказал:

– Сопроводите штрафников до второго поста. При попытке побега или сопротивления – сразу открывать огонь на поражение. Там передадите лейтенанту Найденову и возвращайтесь. И не вздумайте опять насобирать конопли. Наркоши, мать вашу! Потом проверю, если снова найду – расстреляю обоих, без разговоров.

– Ну, товарищ лейтенант, – заканючил один из бойцов с ефрейторскими лычками в виде металлических угольничков на погонах, – какой это наркотик, обычная трава, для баловства только!

– Разговорчики, военный!

Гусев чувствовал, что лейтенант ему определенно нравится. Хороший командир.

– Колонна, шагоом – марш! – скомандовал ефрейтор.

Он и его напарник демонстративно щелкнули предохранителями, клацнули затворами автоматов и пристроились с обеих сторон от штрафников.

На втором посту колонну приняли и повели еще дальше.

Стали чаще встречаться люди – вначале только военные, потом и гражданские. Железнодорожное полотно разделилось на многочисленные ветки, где вперемешку стояли грузовые вагоны, цистерны, платформы с лесом. Порой на глаза попадались очень старые вагоны различных модификаций. Они многое повидали за свой долгий век и вот теперь всеми забытые, никому не нужные уныло притулились в железнодорожных тупиках.

Здесь же пристроились пассажирские вагоны поновее, уже обжитые – между ними на протянутых веревках висело белье на просушке, громоздился домашний скарб, видимо, не уместившийся в вагонах. Женщины что-то кашеварили на разведенных прямо между составами кострах, на подпитку которых шли расщепленные шпалы.

Павел обратил внимание на хорошенькую светловолосую девочку лет пяти-шести в легкомысленном сарафанчике. Она держала маленького плюшевого мишку и с детской непосредственностью смотрела на проходящих мимо, пока молодая женщина в темно-синем платье в белый горошек не взяла ее на руки и не отошла подальше.

Ляшев обратился к солдату, сопровождавшему колонну:

– Боец, а кто эти гражданские? Беженцы?

Тот довольно легко пошел на контакт.

– Всякие есть, – ответил он, сдвинув кепи на затылок. – Много приезжих, что в город ехали по делам или еще зачем, но не попали – бои начались. Городские есть, эти перебрались к своим мужьям и родственникам из военных.

– Отсюда никого не выпускают, что ли? – поинтересовался бывший подполковник. – Мы почти двое суток вдоль железки шли. Ни одного встречного состава.

– Ну, вы даете! – хмыкнул солдат. – Дали бы деру, и все дела. Вас бы и искать не стали.

– Это уж нам решать: давать деру или нет. Только ты на мой вопрос так и не ответил. Почему поезда стоят?

– Электроэнергии нет, как составы пойдут? Тепловозов раз-два – и обчелся, соляры почти нет. Паровозы собирались расконсервировать, да так ничего и не сделали – с углем тоже проблемы. К тому же железка во многих местах раскурочена. А еще говорят, гидроэлектростанции сильно повредили бомбовыми ударами, есть слухи, что вот-вот плотины прорвать может. Тогда всех смоет на хрен, как в унитазе.

– А что вообще происходит? – спросил подполковник, поощрительно глядя на разговорчивого солдата.

– В стране вообще или у нас в частности?

– Хотя бы у вас.

– У нас… – посерьезнел боец. – Трындец у нас. Судите сами: Красноярск почти весь в руках оппозиционеров. Бои идут тяжелые, наших теснят. А главное, началось все непонятно. Сначала митинги, столкновения с полицией, омоновцами, «вованами» [5]. Нехватка продуктов, мародерство и почти голодуха. Беспредельщики всякие стреляют с ночи до утра, да и днем тоже. А потом вдруг армия раскололась. Причем не просто раскололась, и все на этом, а сплошные перебежки туда-сюда начались. Никто ничего не поймет, кто за кого, чего как! Бардак, одно слово!

А тут еще наши отмочили – чтобы лишить опóзеров электроэнергии, дали команду бомбить гидроэлектростанции, они вроде как под их властью находятся. Это ж каким идиотом нужно быть, чтобы отдать такой приказ! Перебьем гадов, самим где электричество брать? – Солдат досадливо сплюнул, покосился на Ляшева. – Вот вы офицер? В каком звании?

– Подполковник.

– Вот скажите, товарищ подполковник, зачем бомбить гидроэлектростанции?

– Вероятно, того требует стратегический план.

– Нет никакого плана, товарищ подполковник, – обреченно вымолвил боец. – Кругом бардак. Думаете, есть какое-то командование, которое знает, что да как? Ни хрена подобного! Каждый – кто во что горазд! Одни одно приказывают, другие – другое. А люди тем временем убивают друг друга так, будто бы всю жизнь врагами были. Откуда что взялось!

– Нелегко тебе служится, с такими знаниями, – усмехнулся Ляшев.

– Да мне вообще по фигу! – с дворовой задиристостью воскликнул солдат. – Мое дело телячье – обделался и стой.

– Ладно, проехали. Куда нас ведете?

– Считай, пришли. Тут рядом третий пост, а дальше я не знаю. Скорее всего, в город погонят, как штрафников. Туда уже один бывший «дизель» [6]двинули. Будете пополнением… Если от «дизеля» хоть что-то осталось, конечно.

– Все так серьезно? – спокойно спросил Ляшев.

– Хуже некуда, – вздохнул солдат. – Война. Никто никого не жалеет.

Он замолчал и уже больше не отвечал на вопросы.