Ледобой. Круг - Азамат Козаев Страница 11

– Лучше бы приснилась! Непонятное вокруг творится. На поляну калеки стекаются, ровно кто-то подманил. Ты бы спросила, что им надо!

– И что им надо?

– Не знаю! Только речи странные ведут. Сколько нас, а кто это порубленный да замотанный в палатке лежит, а лошади чьи? Какое им дело?

Гарька без слов подтянула к себе секиру и молча выглянула наружу.

– Костры горят. Три.

– Неспроста это. Мне не нравится.

Самое время незаметно исчезнуть, но куда податься с неподвижным Безродом? Только и остается сидеть и глядеть в оба глаза. Лошадей Гарька привязала у самой палатки, чтобы оставались на виду. По счету старика давно перевалило за полночь, когда по всей поляне, словно огненные цветы, распустились костры и пошло странное движение. Бродяги друг с другом не мешались, как подходили, так и вставали, но кто-то из них подошел слишком близко к одноногому, и тому это не понравилось. Звук, с которым он огрел какого-то бедолагу, просочился даже в палатку.

– Началось! – прошептала Гарька. – Один уж точно не жилец. После такого не живут.

– И костыль у него толщиной с мою ногу!

– Было бы хуже, если с мою, – усмехнулась Гарька.

– Тссс! Слышишь?

Ругались. Орали друг на друга, спорили о какой-то добыче.

– Кричат про какое-то сердце.

– А по-моему, про глаза.

– А теперь про ноги.

Потом сделалось так тихо, как будто нечто свыше разом закрыло бродягам рты, и стал слышен единственный голос, спутать который с другим Тычок не смог бы. Говорил одноглазый.

– Молчать, с-собаки! Сбродом были, сбродом и помрете! Двоих не стало, а ведь ничего еще не началось. Кроме меня дружинные есть?

– Есть.

– Выходи.

Старик с Гарькой подглядывали в оба глаза, благо от множества костров на поляне стало светло как днем. В середину, к одноглазому вышел однорукий и встал у тела, что лежало на спине, широко разбросав руки. Одноглазый вытирал нож пучком травы.

– Был бы я дурак, так спросил всех и каждого, чего сюда пришли. Но и так понятно. Слушайте меня внимательно – если хоть одна сволочь подойдет к палатке ближе чем на пять шагов без разрешения, ляжет рядом.

– И кто же разрешение даст? – проревел кто-то. – Ты, что ли? Не много взял на себя, косой?

Этот голос Тычок тоже узнал. Одноногий.

– Именно я. Кто желает оспорить, выходи на середину.

Дружинные, ровно сговорились, встали друг к другу спиной, хоть и виделись впервые. Оба натасканы, словно собаки, знают, что и когда делать. Выучку не вдруг и пропьешь.

– А теперь выходите сюда по одному, начиная с того края!

Одноглазый показал в сторону, правую от себя. Кто-то из бродяг обошел костер и двинулся к дружинным, что настороженно косили по сторонам. Даром, что один без глаза, а другой без руки, покромсали бы на обрезки в два ножа и как звать не спросили.

Друг за другом бродяги выходили на середину, и каждому одноглазый находил место. Кого отправлял в одну сторону, кого в другую и, в конце концов, пропустил всех через свой единственный глаз. А когда странное действо закончилось, громко возвестил:

– Слишком вас много, дети греха. Кто-то лишний. Не всем сегодня повезет.

Две толпы взирали друг на друга с одинаковой злобой. Только чудо помешало оборванцам ринуться друг на друга. Старик с Гарькой не понимали, в чем дело, лишь чувствовали – происходит нечто недоброе. Представляли себя ровно в осаде, и все происходящее имело дурной запашок.

– Четверо одноруких, четверо одноногих, трое без уха, трое без носа, пятеро косых, четверо беззубых, пятеро беспалых, да нас двое, – перечислил одноглазый. – Слишком, слишком много.

– Что все это значит? – прошептала Гарька. – Откуда столько убогих и калек?

– Не знаю. – Тычок сосчитал всех. Тридцать отвратительных рож, одна другой страшнее.

А дальше произошло нечто переполнившее старика и Гарьку неподдельным ужасом. По знаку дружинного на свет вышли двое одноногих, и случилось настоящее смертоубийство. Угрюмый знакомец Тычка – похожий на медведя бородач – и еще один пройдоха, чьи бегающие глазки были заметны даже в скупом кострищном пламени, встали друг против друга. Истинную причину всего происходящего словно туманная пелена подернула. Неопределимых годов мужичок не понимал, отчего вокруг столько чужих и недобрых людей, почему они сцепились, ровно голодные собаки, для чего считались, какие у кого убожества.

Угрюмый одноногий просто и без хитрых уловок огрел противника костылем, и тому не хватило верткости и сноровки, чтобы увернуться. Откуда им взяться у одноногого калеки? Поверженного «медведь» прикончил уже на земле, видно было плохо, но по тому, как ходили плечи – просто свернул бедолаге шею.

Прочее выглядело не менее тошнотворно. Когда дерутся убогие и калеки, ничего хорошего не жди. Тычок пожил на свете, однако никогда не видел, чтобы одноногий насмерть дрался с одноногим же, чтобы однорукий выкручивал другому безрукому единственную конечность. И леший бы с ними, не происходи все это вокруг больного Безрода. Старик задавался единственным вопросом: «А за каким нечистым они сюда пришли?» Все до жути напоминало драку голодных стервятников у тела еще живой, но умирающей жертвы.

– Дерутся насмерть, – буркнула Гарька. – Не нравится мне это.

– Как будто за добычу.

Вот только спросить боязно: «Кто добыча?» Бились действительно насмерть. Ни один поверженный не встал, не отполз. И становилось калек все меньше, пока не осталось пятнадцать.

А когда вперед выступил одноглазый дружинный и направился к палатке, Тычок и Гарька схватили кто что нашел. Гарька – секиру, старик – меч Безрода.

– Живы-здоровы соседи?

Не доходя нескольких шагов, косой остановился и присел на траву у самого кострища. Подбросил дров и разворошил угли. Старик переглянулся с Гарькой и счел за лучшее выйти наружу. Как был, с мечом.

– Да ничего себе. А вот ты как будто не очень?

Одноглазый дрался последним. Уделал соперника в пух и перья, но получил случайный удар ножом в шею.

– Пустое, – махнул рукой и громогласно рассмеялся. – Поди, голову ломаете, что происходит?

– Не без того. Уж ты раскрыл бы глаза. Как будто невзлюбили друг друга? Только не поймем, за что?

– А чего тут не понять? – Одноглазый забавлялся – бросал нож в землю. Нечего сказать, искусник. И с одного пальца, и с двух, и с подбросом, и с переворотом. – Пятеро одноглазых… это слишком.

– Вижу, теперь осталось двое. А чем двое одноглазых лучше? Впятером как будто веселей.

– А ты, старый, приглядись. У меня нет правого глаза, у Кудряша – левого. У кого-то правого уха, у кого-то левого.