Тридцать седьмое полнолуние - Инна Живетьева Страница 104

– Встань, – велел Ник. – Я не хочу убивать тебя так, из кустов.

Л-рей не пошевелился. Спросил:

– У тебя крыша поехала? Лечиться надо.

– Пистолет заряжен боевыми. Снят с предохранителя. Я могу выстрелить в любой момент. А где твои Псы? Почему не охраняют тебя?! – Ник не выдержал, сорвался на крик и тут же прикусил изнутри щеку.

– Успокойся, мальчик, – презрительно сказал Дёмин. – На хрена тут Псы? Ты меня все равно не убьешь.

Л-рей так и сидел, обхватив колени. В свете фонаря белели бинты на запястьях.

– Уверен? – Ник выпрямил руку. Теперь дуло смотрело прямо на Дёмина.

– Абсолютно. Пробовали уже одни такие.

Мушка, поплясав, успокоилась в прорези прицела. Странно, но рука совсем не дрожала.

– Именно такие? Как я?

– Заткнись, – процедил Дёмин. – И пошел вон!

Чувствуя тяжесть оружия в руке, Ник произнес – роняя такие же тяжелые слова:

– Я – самое большое искушение л-рея. Самое страшное. Хуже чем…

У Дёмина по лицу прошла судорога – как в тот миг, когда он считал Псову печать.

– Я – о-рей!

Охнул старик.

– Надо было убить меня первым, – сказал Ник. – Как Иволгу.

Л-рей молчал, сжав побелевшие губы.

– Ты дурак, Дёмин. Ты так ничего и не понял. Убить я тебя могу. Освободить могу. А все почему? Если бы Псы решили иначе, если бы тогда кто-то из нас оказался в другом месте – я бы стал тобой. Л-реем. Это был жребий! Случай! Ты или я. На выбор. Кому с Псами ехать, а кому…

Ник видел, как л-рей вскочил и размахнулся, но не попытался закрыться, только перехватил пистолет, чтобы не сорвался палец на спусковом крючке. От удара отбросило на спину. Левая половина лица налилась горячей болью.

– Врешь! – крикнул Дёмин.

Ник встал, провел языком по зубам. Вроде целые, но губы кровоточат.

– Зачем мне врать? Я все равно пришел убить тебя.

– Стой! – Мирский вклинился между ними.

– Отойди, Юджин! – велел Дёмин, но старик только качнул головой.

Сказал, глядя Нику в глаза:

– Я не понимаю, что здесь происходит: за что ты хочешь его убить, почему? Но у меня никого нет, кроме этого мальчика. Собираешься стрелять? Сначала придется в меня.

В кустах зашумело, метнулась тень. Георг справился профессионально: заломил Юджину руку, ударил, и старик упал, задыхаясь.

– Ты, ублюдок! – крикнул Дёмин.

– Тихо! – Леборовски пододвинул ногу к горлу Мирского. – Его-то Псы не защитят.

Старик поднял голову и просипел:

– Матвей. Солнце.

– Вижу! – Л-рей кинул взгляд через плечо.

Алый диск почти канул за горизонт.

– Действительно, пора заканчивать этот цирк, – сказал Георг и буднично добавил: – Холодает. Ник, стреляй, и пойдем.

Он произнес это так просто, что Ник машинально поднял руку с пистолетом. Снова заложило уши. Он видел, как что-то крикнул Юджин, но не слышал. Шевельнулись губы у Дёмина; лицо у него было не испуганным, а очень злым. Ник дернул головой, и звуки прорвались:

– …если я лягу?

– Что? – не понял Ник.

Дёмин пнул спальный мешок, тот развернулся.

– Лягу, говорю. Не помешает?

Он спятил?

– Стреляй, Ник! – крикнул Георг.

Л-рей действительно лег, навзничь. Нашарил очищенную стариком ветку и взял ее в зубы. Закрыл глаза.

– Стреляй, – повторил Георг. Даже руку протянул, чтобы коснуться пистолета, но тут же отдернул.

– Что это значит? – спросил Ник. – Юджин!

Старик сел, тяжело навалившись на дерево. Бледное лицо его блестело от испарины.

– А ты не знаешь? Ты пришел его убивать – и не знаешь?

– Молчать! – приказал Георг.

– Нет, пусть говорит. Я могу хоть раз услышать правду?!

Мирский потер грудь под пиджаком.

– Искусство л-рея – понять, скольких он может спасти. Разные комбинации проклятий, разные стадии инициации… Матвей всегда берет по верхнему пределу. И платит за это.

Дёмин лежал неподвижно, только пальцы сминали траву. Потянуло сырым холодным ветром – так пахнет замерзающая река и мокрые доски, уже схваченные ледком.

– Да стреляй же, черт тебя побери! – крикнул Георг. – Ну!

Ник вздрогнул и действительно едва не выстрелил. Даже ощутил, каждым нервом: сдвинулась на сотую часть миллиметра спусковая тяга.

Л-рей замычал, вгрызаясь в палку. Уперся затылком в спальный мешок. Еще немного – и выгнется дугой, как прошлой ночью.

– Он должен быть связан? – спросил Ник у Мирского.

Под тяжестью пистолета начала подрагивать вытянутая рука.

– Нет. Матвей свое уже отработал. Это просто… месть.

Дёмин заскреб пятками, сбивая жесткую ткань. Голову он бросал со щеки на щеку, и палка, зажатая в зубах, втыкалась в землю.

Георг положил руку Нику между лопаток. Ладонь была горячей в стылом воздухе.

– Смотри. Разве это – жизнь? Пытка, агония длиною в несколько лет. Постоянная, из месяца в месяц, пока не закончится в морге или в психушке. Думаешь, ему понравится в клинике? Мне кажется, не больше, чем тебе.

– Не слушай его! – крикнул Юджин.

– Милосерднее прекратить мучения разом.

Тело Дёмина перекрутилось: голова в одну сторону, ноги закинуты в другую. Потянулась изо рта красная нитка слюны.

– Стреляй!

Палец сводило на спусковом крючке.

– Ник, слушай меня. Ты должен. На счет три. Раз. Два.

Толкнуло отдачей.

В нескольких сантиметрах от спальника плюнуло черной землей – Ник все-таки успел дернуть стволом.

Сдавило горло. Так, что потемнело в глазах.

…лежал на мокрых досках, неловко откинув руку. Сеяла морось, от которой пахло снегом, и небо было стылым, с тусклым маленьким солнцем. Пальцы касались холодной воды. Вода двигалась, ударяясь в доски.

Ник сел, оглядываясь. Он был на плоту, застрявшем на отмели. Река знакомая: широкая, неторопливая, с обрывистым дальним берегом, похожим на слоеный пирог из земли и глины. Берег, на который выбросило плот, поднимался полого; выше по склону виднелся березовый лес, тронутый изморозью. Местами между деревьями лежал снег. Ник поежился. Хорошо, что поверх футболки на нем оказалась камуфляжная куртка. Сунул озябшие руки в карманы. В правом пальцы наткнулись на железо. Пистолет. Не «АПСК», что приготовил Георг, а привычный «ТР-26». Заряженный.