Унесённые временем - Геннадий Авласенко Страница 10

Некоторое время Санька стояла неподвижно и во все глаза смотрела на приближающегося бородача. Для человека из далёкого будущего он выглядел слишком уж архаично…

Хотя, во все времена встречались чудаки. И если сейчас вся Земля — заповедник, то среди его обитателей вполне возможно встреча с таким вот отшельником, стремящимся к полному слиянию с природой.

В это время незнакомец наконец-таки заметил Саньку и тоже остановился, откинув с головы капюшон. Некоторое время молча смотрел на Саньку… и она тоже во все глаза его разглядывала.

Судя по довольно обширной седине в бороде и длинных спутанных волосах незнакомца, был он далеко не первой молодости… впрочем, на глубокого старца тоже не тянул. На первый взгляд было ему лет пятьдесят, от силы, пятьдесят пять… впрочем, кто знает, какая у них тут, в будущем, средняя продолжительность жизни и в каком именно возрасте мужчины выглядят на пятьдесят лет земного, то есть, Санькиного времени?

Взаимное молчание грозило затянуться надолго, и потому Санька решила заговорить первой.

— Здравствуйте! — сказала она и даже сама почувствовала, как дрожит её голос (от волнения, что ли?). — Я тут брата ищу. Вы его не встречали?

Назвав Ивана братом, Санька ничуточку не погрешила против истины. Она и в самом деле считала его почти братом, хоть, как уже отмечалось выше, сам Иван был категорически с этим не согласен.

Бородач, ничего не отвечая, продолжал, молча и с каким-то даже подозрением рассматривать Саньку. Впрочем, вполне возможно, он просто не понял её вопроса.

— Вы что, по-нашему не понимаете? — спросила Санька, чувствуя себя довольно неловко под пристальным взглядом незнакомца. — Совсем не понимаете, да?

— Кто ты, отрок? — вдруг пророкотал бородач густым, нутряным каким-то басом. — Говоришь непонятно и одет чудно. Из скоморохов, что ли?

— Я из… — начала, было, Санька и осеклась…

Что-то было не так!

Бородач принял её за мальчика, но как раз в этом-то ничего удивительного и не было. Саньку с самого раннего детства часто принимали за мальчика, ибо стриглась она всегда очень коротко, да и из одежды брюки и шорты всегда предпочитала платьицам да юбчонкам. Вот и сейчас она была одета в потёртый джинсовый костюмчик… на ногах кроссовки…

Но эти слова: «отрок», «скоморох»… Да и сама одежда странного бородача… даже для «слияния с природой» она слишком уж необычная…

Пока Санька усиленно над всем этим размышляла, где-то неподалёку послышался топот копыт, и из-за поворота ближайшего холма вылетело около десятка всадников. И, одновременно с этим рука бородатого незнакомца внезапно ухватила Саньку за плечо, привлекла к себе.

— Отпустите! Вы что себе позволяете… — крикнула, было, Санька и замолчала, ощутив на своих губах шершавую ладонь бородача.

— Помолчи, отрок! — хрипло и властно зашептал бородач, не сводя напряжённого взгляда с быстро приближающихся всадников. — Не то беду на обоих нас накличешь! Я говорить буду, а ты молчи! И глаз не поднимай, в землю лучше смотри!

И Санька, как это ни странно, сразу же подчинилась властному его голосу. И молча уткнулась взглядом в редкую траву у своих ног, а бородач, отняв ладонь, низко поклонился подъехавшим всадникам. Одновременно с этим он так нажал другой рукой на плечо Саньки, что она тоже изобразила нечто вроде поклона, сама того не желая…

— Ты кто, монах?! — уверенным начальственным голосом выкрикнул ближайший из всадников. — Ты что тут высматриваешь?! Отвечай!

— Я — смиренный инок Феофан из Троице-Сергиева монастыря, — напевно и как-то по-особому унижено проговорил бородач. — С разрешения и благословения игумена брожу по местам святым, дабы замолить посещением мест сих заповедных давние грехи своя.

— Врёшь, монах! — медленно и с явной угрозой в голосе произнёс обладатель начальственного голоса. — Лазутчик ты, от воровских казаков Телятевского да Болотникова сюда засланный! Говори добром, ежели не хочешь с дыбой спознаться!

— Святой крест тому свидетель, что истинную правду сказал! — рука Феофана быстро скользнула куда-то под балахон, и он вытащил оттуда большой медный крест на тонком, потемневшим от времени шнурке. — Крестом сим и Спасителем нашим клянусь, что в мирские дела не вмешиваюсь, лишь о духовном пекусь, о спасении души своей многогрешной…

Наверное, лишь в этот момент предводитель всадников заметил Саньку, вернее, обратил на неё своё внимание.

— Это кто с тобой, монах?! — проговорил он, скорее удивлённо, нежели угрожающе. — По одеянию судя — из иноземцев…

— Сирота это, — не давая Саньке даже открыть рта, быстро заговорил Феофан. — А одет дивно, потому как из скоморохов он, от своих, вишь, отбился. А может, померли все товарищи его, либо побили их казаки воровские. Из жалости с собой взял, в обитель воротимся — в послушники определю…

«Это не будущее! — вдруг пронзила Саньку страшная догадка. — Это прошлое! Далёкое прошлое, и я… я в нём, кажется, крепко застряла!»

Осознав это (хоть разум всё ещё отказывался признать очевидное), она, вопреки строгому наказу монаха Феофана, вскинула голову и взглядом, полным ужаса, обвела обступивших их всадников.

Передний из всадников, довольно молодой и щеголеватый, был облачён в золочёную кольчугу, на голове его имелся остроконечный шлем с перьями. На широком кожаном поясе всадника тяжело покачивалась сабля, ножны её были мастерски украшены голубыми и алыми камнями-самоцветами.

Его спутники тоже были вооружены саблями (без всяких, правда, украшений на ножнах), но вместо кольчуг имели на себе какие-то излишне толстые стеганые кафтаны с высокими стоячими воротниками. Головы трёх всадников защищали округлые шлемы, отдалённо напоминающие немецкие каски времён первой мировой, остальные же довольствовались простыми колпаками из толстого войлока.

Саньку вдруг охватило странное какое-то ощущение, ощущение полной нереальности всего того, что с ней сейчас происходило. Словно она неожиданно оказалась в фильме или, что вернее, на съёмках исторического фильма. А вот сейчас откуда-то со стороны появится режиссер или оператор с камерой… и тогда…

— Опусти глаза, щенок! — рявкнул вдруг на Саньку всадник в кольчуге, взмахивая плетью. — Смерд поганый!

На Саньку неминуемо обрушился бы удар, но Феофан каким-то чудом успел заслонить её, приняв плеть на себя. Всадники дружно расхохотались… впрочем, не зло, а, скорее, насмешливо-добродушно, а всадник в кольчуге вновь взмахнул плетью…

— Не гневайся на него, боярин! — безропотно принимая удар за ударом, говорил Феофан всё тем же напевно-заискивающим голосом. — Отрок ещё, к тому же блаженный он, разумом весьма слаб…

И тут Санька закричала. Вернее, дико завизжала и, упав на землю, принялась кататься по ней, обхватив руками голову. Она уже ничего не соображала и ничего не желала соображать. Она желала сейчас лишь одного: чтобы этот кошмар, который так неожиданно ворвался в её жизнь, поскорее закончился, и она вновь оказалось в своём времени. Не в будущем (она уже не стремилась туда попасть), а именно в своём настоящем. Там, где осталась мама… ведь она там совершенно одна осталась!