Пряжа из раскаленных угле - Анна Шведова Страница 10

Но уже три дня спустя многие были выдернуты из привычной спячки стуком в дверь. Вот сосед зашел к соседу, вот из лавки примчался приказчик, потому как товар доставили… Город жил, несмотря на Йердас, потому что Йердас отступил! Это оказалось небывалым, по крайней мере, старожилы не могли такого упомнить на своей памяти, хотя когда хорошенько подумали, то, разумеется, вспомнили, что лет эдак двести назад, как говаривали их деды, однажды Ветры пропали, и была тогда великая беда по всей земле… Вроде как мор был. Или пожар… Или нет, очень холодная зима, когда даже выпал настоящий снег и сугробы лежали целый месяц! Или еще чего. Да, жди беды, говорили знающие люди. Ничего хорошего из этого не выйдет, удрученно качали головами записные пессимисты и пророчили взамен неудавшегося Йердаса небывало морозную зиму и неурожай летом.

Имели ли эти предсказания основания или нет, никто не знал, но Ветры прокатились по северному побережью Дарвазеи слабенькие, словно разбавленное мошенником-трактирщиком пиво. Через четыре дня восстановилась обычная погода, если не считать обильного дождя, из-за которого случилось наводнение на восточных окраинах Вельма, а равнина Наррот и вовсе ушла под воду. Ну, да это мелочь, посчитали обыватели и с привычным энтузиазмом принялись готовиться к Гроздянке, послейердасовским празднествам, главным событием которых издавна считался Осенний бал.

Из-за того, что большую часть кропотливой монотонной работы швейные и вышивальные мастерские, вроде моей, всегда оставляли на две недели вынужденного затворничества во время Ветров, подготовка к этому конкретному Осеннему балу была похожа на скачки с препятствиями верхом на хромых кобылах. Вместо двух недель мы получили пару-тройку дней, а одуревшие клиенты немедля требовали свои заказы, словно в ожидании конца света решили наповал сразить друг друга пышностью собственных нарядов и таким образом покончить с этим бренным миром. Но первыми, судя по всему, должны были рухнуть от изнеможения мы, швеи, вышивальщицы, колясочники, шляпники, сапожники, перчаточники… С утра до ночи в моей мастерской крутились, придумывая способ поскорее да поэффектнее украсить женские платья и мужские камзолы, шесть мастериц, включая меня, по такому случаю заваленные работой по уши. Дверной колокольчик звонил не переставая…

Только ночью, добредая до уютной постели в своей ухоженной спаленке, я оставалась сама с собой наедине. Только ночью я понимала, что несмотря на все угрозы Олеуса и дневную суматоху, слова его забыть не могу. Нет, я вовсе не испугалась. Признаться, увещевания старика волновали меня куда меньше той поистине ошеломляющей идеи, которую он подсказал. Так что я совсем не собиралась забывать его слова.

Ведь если память моя была запечатана магически, значит, мне нужен маг!

– Госпожа Никки, – робко поприветствовал меня сэр Гари. Тощая его фигура с нелепым букетом дорогих цветов среди мечущихся с увесистыми свертками приказчиков, озабоченных клиенток и измученных мастериц, то и дело выскакивающих из мастерской в лавку с очередной порцией готовых платьев, выглядела неуместно и даже комично. Я едва удержалась от смеха, однако внезапно меня осенило, что с помощью этого бедного юноши я могу реализовать собственные планы.

– Сэр Гари, – душевно улыбнулась я, протягивая руки навстречу, – Какая радость видеть Вас!

Слова мои упали на благодатную почву: молодой человек зарделся, глаза его сияюще распахнулись, тщедушные усики встрепенулись, а сам он немедленно шагнул вперед, не обращая ни малейшего внимания на окружающих. А стоило бы, между прочим. В этот момент юный Тусси со стопкой полотен согнувшись пытался побыстрее прошмыгнуть в кладовку и попался ровнехонько под ноги молодому господину. Тот, разумеется споткнулся, а поскольку его руки были заняты цветочным веником, то ни за что удержаться не успел, а только ткнул букетом в нос одной очень важной даме, пришедшей осчастливить мою лавку своим заказом самолично и чрезвычайной удивившейся неожиданному нападению. «Что такое? Что такое?» – курицей встрепенулась дама, всплескивая руками. В то время как сам сэр Гари, перелетев через Тусси, плашмя упал на деревянный стеллажик, где лежали образцы и разные бусины россыпью. Стеллажик завалился на бок, бусины весело запрыгали по полочкам, по полу, под ноги…

Сэр Гари встал, аккуратно отряхнулся и протянул мне на раскрытой ладони пару серебряных гребней:

– Я смотрю, у Вас тут гребешки на пол упали, госпожа Никки.

Я увела моего поклонника в свою личную комнатку еще до того, как в лавке грянул хохот, однако доносившиеся из лавки звуки сэра Гари, похоже, совсем не покоробили. Он забыл о них еще до того, как я сообщила, что с удовольствием приму его приглашение на Осенний бал, если он еще не передумал.

Он не передумал.

Ровно неделю спустя я имела честь войти в роскошный бальный зал, вернее, в Зал Городских Собраний, где обычно проходили Ассамблеи, а два раза в год – и балы, устраиваемые для знатных или именитых горожан. Разумеется, Зал Городских Собраний – это не Императорский дворец, куда съезжалась знать высшей пробы, дабы иметь честь быть принятой самим Императором Адрадором Третьим и Императрицей Мильеной, но и не открытая городская площадь, где обычно без стеснений веселился простой люд.

Бальный зал был украшен драпировками и гирляндами из веток николестры с живописными гроздьями крупных янтарных ягод – именно в их честь празднества после сурового Йердаса в простонародье называли Гроздянками.

Я люблю веселиться, как бы ни упрекала меня резвушка Лика в том, что я замкнута и нелюдима. Я люблю дружелюбные лица и открытые улыбки, люблю танцевать до упаду, когда от кружения в задорном лалле-пуле пол уходит из-под ног. Люблю немножко пофлиртовать с Луриком, подмастерьем кузнеца, высоченным крепким парнем, в танце слишком уж бережно обнимающим мою талию словно она хрупкая, как ножка стеклянного бокала. Люблю хохотать над проказами носатого Букти, деревянной марионетки, главного героя развеселых кукольных театров, бродящих по улицам. Эти радости чисты и невинны – чуть-чуть трогают чувства, чуть-чуть отдают пикантностью, чуть-чуть будоражат нервишки…

Но попав на бал в Зале Городских Собраний, я словно бы попала в другой мир. Здесь тоже было тесно, шумно и душно, но далеко не душевно. Гости оглядывали друг друга с плохо скрываемым презрением или тщательно разыгранным дружелюбием – в зависимости от того, какое положение в обществе занимал тот или иной человек. Смотрели не на лица, а на роскошные наряды; оценивали не характер человека, а стоимость украшений, навешанных на платье в неимоверном количестве… Мне нечего было стыдиться, мой наряд, пусть и скоропалительный, был вполне достоин выставления на этом балу. Нежно-голубое с белой и серебристой отделкой элегантное платье было заказано для дочери одного вельможи, однако почти накануне праздников девушка неожиданно сильно занемогла, а обеспокоенный папаша решил, что раз на балу блистать в этом платье некому, лучше потратиться на лекарства и лекарей, чем платить за бесполезное дорогостоящее приобретение. Так невыкупленный наряд и остался в моей мастерской, что случалось не впервые и никого не беспокоило – накануне бала все нераспроданные платья раскупались подчистую.