Куда они уходят - Надежда Федотова Страница 10

– Наверное, моя… А что я делал в реке? Да еще и в доспехах?!

– Это ты у меня спрашиваешь?! – изумился микробиолог. – Тебе уж, наверное, лучше знать!

– Я… не помню.

– Совсем?

– Совсем… – Дед казался таким растерянным, что Аркаше стало его просто по-человечески жалко.

– Звать-то тебя как, увечный? – сочувственно спросил он. – Или тоже не помнишь? Да-а, старость – не радость… – Врач посмотрел на котел и добавил грустно-задумчиво: – И молодость – гадость!

– Мне двадцать семь лет, сэр! – сверкнул глазами «дед». – И я помню, как звучит мое имя!

– И как же?

– Хайден Эйгон к вашим услугам, – чуть склонил голову старик. – А вас?

– Ильин. Аркадий Ильин, – не ударил в грязь лицом медик, тоже кланяясь, насколько позволял крюк, – приятно познакомиться, жаль, обстановка не слишком располагает… Стой, так ты американец, что ли?

– Кто?

– Из Штатов, да? Или из Англии, судя по прикиду… Только не ври, что русский, – все равно не поверю! Говоришь хорошо, да уж больно глаза незамутненные, с пяти шагов видно – заграница!

– Я из… из… я не помню! – с тоской сказал Хайден. И удивился. Сначала тому, что расстроен, а потом тому, что удивился. Он не помнил почему, но твердо знал – ни страх, ни любопытство, ни что-либо подобное ему недоступно! Так отчего же… и в голове какой-то туман…

– Ты по профессии кто? – не отставал Аркаша. – Историк? Нет? А кто? Универ какой заканчивал?

– Не помню.

– Ой как все глухо-о… – Звезда вирусологии задумчиво покрутил в руках шлем и тихо ойкнул: на гладкой металлической поверхности темнела хор-рошая такая вмятина! Вмятина была полукруглой, глубокой и имела подозрительные очертания чьей-то пятки…

«Чтоб у меня кардиограмма выпрямилась! Это ж не иначе как моих рук… то бишь ног… то бишь, тьфу ты, ноги дело! В реке еще… Вот уж въехал так въехал, Брюс Ли отдыхает! То-то, я гляжу, старикан в детство впал… Амнезия, посттравматический синдром?»

– Ты вот что, приятель, не раскисай! – преувеличенно бодрым тоном сказал пристыженный микробиолог, втайне надеясь, что его случайная жертва подробностей своего увечья так и не вспомнит. – Это явление временное… – Он отвлекся на хлопочущую у очага великаншу и добавил: – Весьма временное. Вон тот котелок видишь?

– Вижу.

– Это для нас.

– Мыться будем?

– Вообще-то вариться, но одно другому не мешает… Дед! Ты слепой?! Кушать нас будут, ку-шать!

– Как это?!

– Обыкновенно! Кости в суп, уши – на холодец! Меня, пока сюда несли, детально просветили в смысле меню…

– Меня… будут… есть? – с запинкой переспросил контуженный.

– Да!

– Меня? Хайдена Эйгона? Барона Эйгона Эндлесского?! Съедят?! – даже не ужаснулся, а искренне возмутился рыцарь. И опять удивился. Он – злится? Странно. Непонятно почему, но как это странно! Такое ощущение, что долгое время не дышал, а потом…

– Съедят, дружок, и за милую душу… Барона? Ты сказал – барона? Ты что, аристократ?! Настоящий?!

– Род Эйгонов древнее королевского, – пожал плечами Хайден (взял себе на заметку – вспомнить, кто такие эти Эйгоны?) и поерзал на крюке. Прочный. – Сэр Аркадий, мне не нравится это место. Надо отсюда уходить.

– Ага… попробуй! – Ильин кивнул на Пециллу. Та, напевая, сыпала в котел какие-то пахучие специи. – Тетенька на плотный ужин настроилась. И муженек у нее опять же… Репа – во! Плечи – во! Спина – как футбольное поле! Да сам посмотри, вон он как раз на пороге нарисовался…

Хайден повернул голову и оценивающе оглядел трусящего к костру Барбуза с вязанкой хвороста на спине. Ну да, красотой не блещет, изящным телосложением – тоже, но уложить такого опытному рыцарю большого труда не составит.

– Гимры больше, – сказал барон. – Но мы их били.

– Кто – «мы»? И кто такие «гимры»?

– Не помню… – Хайден потянулся к ножнам и тихо выругался – проклятый доспех заржавел напрочь! Сгибались только пальцы на перчатках. Ладонь на рукоять меча положить еще можно, но чтобы его вытащить и тем паче хотя бы раз замахнуться – об этом, увы, не могло быть и речи…

– Сэр Аркадий…

– Ой, слушай, да брось! Ну какой я сэр, мы же не в Англии… Давай на «ты»! Все равно скоро в одном котле кипеть будем…

– Я не хочу кипеть в котле.

– Так и я не хочу. Но что-то мне, знаешь ли, подсказывает, что наше согласие здесь никому не требуется…

– Возьмите мой меч и зарубите обоих. Они стоят спиной, очень удобно, – абсолютно серьезно и по-деловому подсказал барон.

Аркаша уставился на него широко раскрытыми глазами:

– Зарубить? Ты… обалдел, что ли?! Это тебе не кочан капусты, это же живые люди!!

– Это людоеды. И есть они собираются нас с вами. Если бы я мог двигаться, я бы вас не просил. Берите меч, сэр!

– Ни за что! – яростно замотал головой молодой медик, который в своей жизни ни разу никого не убивал, кроме разве что вирусов и тараканов, и то последних не без смутных угрызений совести. – Я – врач, а не убийца!

– Вы – самоубийца! – вышел из себя Хайден. Удивляться своей реакции уже не стал – не до того было…

– Именно – самоубийца! Как догадался?! – хмыкнул Аркаша. – Кроме того – с таким диагнозом, что мама не горюй! А раз уж все равно помирать, так и незачем лишними грехами сверх меры отягощаться… Я, между прочим, на вакантное место в раю рассчитываю!

– Тогда я сам! Снимите меня отсюда!

– Каким каком?! Я так же, как и ты, на вешалке болтаюсь! А рук на спине у меня нет, если ты еще не заметил! Были бы – давно б смылся уже…

– Подпрыгни на крюке, остолоп, – негромко, почти ласково, посоветовал начинающий звереть барон, – ремень порвется, вниз упадешь… а потом – снимай меня, и я тебе покажу, как у нас в семье поступали с трусами!!

– Ах так?! Трус я, да?! – возмутился Аркадий, замахиваясь на обидчика его же шлемом. – Ну и виси тогда тут до второго пришествия, банка консервная! Я – трус?! Да я… я… я уши драл, я Киев брал, я компьютер два раза видел!! И таких, как ты, махровый пережиток феодального строя… У-у-пс! Гражданочка, вы зачем такой большой ножик в руки взяли? Уберите от греха, не дай бог, ведь порежетесь и все равно не умрете…

К ним неторопливо приближалась позабытая в пылу спора людоедка. В руках у нее поблескивал широким лезвием мясницкий тесак. Последнее обстоятельство Ильину совершенно не понравилось. Особенно если учесть, что нежный взгляд великанши был обращен исключительно в его сторону, а отнюдь не на грязного непрезентабельного барона, которого, ко всему прочему, перед употреблением надо было еще и из заевших доспехов выковырять…