Идущие сквозь миры - Владимир Лещенко Страница 10

Содержимое шкатулки пересчитывать не стал, ибо знал наизусть, – все было заработано нелегким трудом и с риском для жизни.

Пятьсот четырнадцать золотых монет всех времен, стран и миров, пригоршня драгоценных камней, несколько довольно ценных украшений – кольцо с искусно обработанным изумрудом чистой воды, серьги с рубинами и сапфирами, платиновый перстень с бриллиантом в пять карат.

Триста долларов, доставшихся мне по случаю. Свернутый в трубочку папирус – вексель на имя какого-то карфагенского ростовщика, выписанный через сто пятьдесят лет после того, как Ганнибал сжег Рим (вот уж не знаю – попаду ли когда-нибудь в те места?). Связка ключей.

И тщательно завернутые в тонкий пергамент российские рубли – десять тысяч пятьсот девяносто три рубля ровно. Мои отпускные, которые были в моем кошельке, когда земля разверзлась у меня под ногами и я вдруг оказался в матово-жемчужной пустоте…

С того дня минуло уже шесть с лишком лет.

Я увидел великие древние цивилизации, о которых в мое время даже понятия не имели, побывал в мирах, где не возникли христианство, ислам и буддизм, несколько дней прожил не где-нибудь, а в столице Атлантиды.

На моих глазах покупатели приезжали на рабские рынки в паровых автомобилях, а римские гладиаторы сражались с последними хищными динозаврами, привезенными из верховьев Нила, о чем история не сохранила сведений.

Я пережил все, что обычно выпадает на долю хэоликийского торговца. И мучительную, выжигающую душу дотла тоску первых дней, когда стало ясно, что я отрезан от своего дома навечно. И жестокие приступы внезапно наваливающегося холодного отчаяния последующих недель и месяцев, когда прыжок за борт в штормовое море или пуля из табельного карабина (любого из двадцати с чем-то моделей, находившихся у торговцев на вооружении) не казались слишком страшным выходом из мышеловки, куда меня поймала судьба.

И горячее любопытство при первом знакомстве с новыми мирами, так же быстро сменившееся спокойным интересом: мол, что я, параллельных миров не видел, что ли?

За эти почти семь лет я узнал очень многое и многому научился. Я был матросом, суперкарго и капитаном. Я помню наизусть все полторы сотни видов такелажа, могу управлять парусниками шести типов и прокладывать курс по звездам даже там, где небо ничуть не похоже на то, под которым я родился.

Я могу починить почти любую автомашину, за пять минут разберусь в незнакомом огнестрельном оружии, умею неплохо подделывать документы, виртуозно торговаться, уламывая даже самых твердолобых купцов, делать несложные хирургические операции и обращаться с радиолокатором.

Я переспал со множеством женщин самых разнообразных миров, народов, цветов и оттенков кожи, среди которых была, между прочим, и самая настоящая королевская дочка (одно время она заведовала нашим увеселительным заведением). Перепробовал множество самых разных горячительных напитков – от вина из водорослей до водки из нефти.

А еще я научился убивать людей, а потом не вспоминать их лиц.

Именно это, наверное, было самым трудным.

За те годы, пока я служил властелинам Хэолики, я более или менее подробно познакомился почти с сотней планет Земля и примерно о трехстах составил представление по рассказам товарищей, записям или случайным кратким посещениям.

Из них где-то десятка четыре по положению в потоке времени соответствуют моей родной второй половине двадцатого века. В двух третях высшим техническим достижением являются допотопные паровые машины и кремневые мушкеты. Кое-где до сих пор пребывают в блаженном неведении о том факте, что Земля вращается вокруг Солнца. Не без гордости могу сообщить, что те континуумы, где развитие исторического процесса ненамного отличается от того, который я до двадцати шести с половиной лет считал единственно возможным, являются наиболее развитыми в области науки и техники. К примеру, даже в довольно продвинутом мире нашего наварха первый космический корабль был запущен только в середине восьмидесятых – увы, не Россией; первое испытание атомной бомбы произошло в шестьдесят восьмом, напротив, в России; так и хочется сказать «увы», но не получается: именно в это время, как и в моем мире, мы крупно поссорились с Китаем. (А компьютеров там до тех пор и не придумали толком – на всю планету несколько ламповых чудовищ со смешным быстродействием.)

Правда, встречаются миры, достигшие весьма значительных успехов, где тем не менее развитие знаний пошло не тем путем, каким у нас. Таков, например, мир моей подруги Иветты Солсбери, где прогресс начали не механики, а алхимики. Впрочем, это не так уж важно. Пожалуй, важнее другое. Смею заверить – мир, хотя бы приблизительно напоминающий земной рай, мне не известен. Боюсь, такого просто не существует.

И даже свой собственный я, в отличие от многих моих более простодушных товарищей, к сожалению, к таким причислить не могу.

Слишком хорошо я знаю его недостатки.

Впрочем, все познается в сравнении, говорю я себе.

Ты повидал достаточно, чтобы понять, что мир, где ты имел счастье родиться и прожить до двадцати шести лет, – один из лучших, что бы там ни было. Ты зарабатывал свой хлеб, шелестя бумажками в конторе, в то время как твой друг Селимович, чтобы не умереть с голоду, в тринадцать лет должен был спуститься в шахту, получая жалкие гроши.

Твои знания позволили тебе всего за шесть лет дойти до капитана, и ты вполне можешь стать вице-командором базы. А Мустафа, хотя проплавал куда больше тебя, выше боцмана никогда не поднимется, потому что для него не то что навигационная таблица, а и таблица умножения – китайская грамота!

А вспомни рассказы Пустошника про его мир, где людей жгли на кострах до начала двадцатого века; Пустошника, семь лет проведшего в окопах во время войны с халифатом Хорезма.

На свою зарплату ты мог купить сотню килограммов мяса. Спроси, сколько мяса мог купить он и часто ли его видел! Спроси, спроси, ты, привыкший у себя дома есть на завтрак бутерброды с маслом-сыром и почти каждый день лопавший котлеты и куриный суп – да еще ругавший маленькую зарплату.

Вспомни хотя бы Мидару Акар, которая после очередного переворота в своей богоспасаемой Йооране угодила в солдатский бордель. Да, наконец, Гришу Алмазова, между прочим почти твоего земляка, у которого вся семья погибла в Грозном под родными русскими бомбами!

Ладно, хватит о грустном.

В конце концов, впереди как минимум четырнадцать дней (а то и целый месяц), когда я смогу спать хоть до полудня, скоро прибудет очередная экспедиция из конца двадцатого века, правда, не совсем моего, – стало быть, будут новые фильмы и книги, а главное: не сегодня-завтра должна вернуться Иветта.