Война мертвых - Евгений Прошкин Страница 10

Сержанты подвели Тихона к возвышению и, силой уложив на кровать, тут же отскочили в стороны. Мачты издали угрожающее гудение, и он осознал, что не может подняться. Невидимая сила прижала его к холодной поверхности и прошла вдоль тела упругой волной. За ней прокатилась другая, быстрее и плотнее, потом третья и четвертая – волны превратились в свинцовую рябь, сдирающую кожу и дробящую кости.

Тот, кто придумал слово «боль», вряд ли хорошо представлял, что это такое, иначе он выбрал бы другое созвучие, длинное и мучительное, как завывание издыхающего зверя. Тихон не мог кричать, судорога стиснула ему горло, но то, что он испытывал, то, что творилось в его каменеющем мозгу, было самым настоящим ревом.

Тихона трясло всего несколько минут, но за это время он пережил куда больше, чем за все шестнадцать лет жизни. Он увидел, как белый потолок мутнеет и завязывается в узел, как четыре согнувшиеся мачты пьют его кровь, но самым страшным казалось то, что он был не в силах ни увернуться, ни закрыть глаза. Тихон так и не понял, за что его наказывают.

Он перекатил зрачки вбок – курсанты стояли по периметру, отрешенно наблюдая за его страданиями. Примерно сто человек, явившихся для того, чтобы полюбоваться на чью-то смерть.

Внезапно он заметил Анастасию. Сжав острые кулачки, она слегка раскачивалась из стороны в сторону и что-то неслышно напевала. Тихон никогда не пробовал читать по губам, но сейчас у него получилось. Анастасия повторяла одно и то же:

– Терпи, мальчик, мы все прошли через это.

Фраза была нескладной и острой, точно кривая иголка, и никак не хотела укладываться в голове. Все прошли… Зачем? И кто – все? Сотня курсантов? Сотня, осенило Тихона. То, что коридоры пустуют, ни о чем не говорит. Когда надо, люди покидают свои кельи и собираются вместе. Школа существует. Курсанты учатся. Значит, у Конфедерации еще есть какая-то армия, и они еще кому-то нужны.

Но почему они так равнодушны? Люди, живущие внутри мертвой планеты, должны быть как братья. Братья по оружию ближе, чем биологические родственники. Которых он никогда. Никогда! Никогда не будет искать.

Перед тем, как глаза затянуло черным студнем, Тихон увидел хмурого лейтенанта. Тот, как и Анастасия, что-то беззвучно нашептывал. Тихон сконцентрировался и за секунду до обморока успел расшифровать:

– Школа держится на дисциплине, дисциплина держится на страхе. Помни, курсант.

Это была не месть, мстить ему не за что. Это был урок.

– Сорок три – семьдесят четыре! – гаркнули сверху. – Через двадцать две минуты прибыть в класс тридцать девять – восемнадцать.

Печка была уже открыта – на подносе Тихон обнаружил пяток мутно-прозрачных сухарей, орехи и обезжиренное молоко. Поспешно проглотив завтрак, он метнулся в санблок.

Как он ни старался, восстановить в памяти недавние события ему не удалось. Когда закончилась пытка, кто принес его в кубрик – все это осталось где-то позади, за толстой броней шокового порога. Для тела экзекуция прошла бесследно, даже наоборот, ощущался небывалый прилив сил и какая-то бесшабашная радость, схожая с реакцией на психоактиваторы. Что касается души, то Тихон предпочел затолкать эту болячку подальше, привалив ее тряпьем сиюминутных забот.

Он вышел из душа и оделся. Черная форма уже не казалась чем-то самодостаточным. Сто курсантов, которых он видел вчера, – или не вчера? – носили точно такую же, но все они были разные, в том смысле, что представляли неодинаковую ценность для Конфедерации. Все сто – уникумы, способные отождествить себя с машиной. Травмированные личности, не нашедшие себя в нормальном обществе. Изгои человечества и его защитники. Тихон собирался стать среди них первым.

– Двадцать две с половиной, – вместо приветствия сказал лейтенант. – Опоздал на тридцать секунд. Ладно, для новичка терпимо. Проходи.

Три женщины уже стояли у кабин, капитан восседал за своим пультом – все было как и в прошлый раз, только без Филиппа. Никто не подал вида, что знает о перенесенном Тихоном испытании. Будто ничего, выходящего за рамки, не случилось. Игорь раздал задания и, когда дамы улеглись в капсулы, повернулся к Тихону.

– Живой?

– Еще пара таких сеансов…

– А ты не нарывайся, – доброжелательно сказал он. – Марш в кабину, порулишь немножко.

Второе превращение в танк Тихон перенес спокойно. Плавно пошевелил ступнями – теперь машина не носилась, как бешеная, а точно выполняла его… указания?.. пожелания? Тихон не управлял двигателем, так же, как и человек не управляет ногами во время ходьбы. Человек просто ходит – и Тихон просто-напросто передвигался по степи. Никто, если он специально на этом не сосредотачивается, не ощущает в отдельности колени, бедра и пятки. Тихон понятия не имел, где находится реактор, и как устроены траки. Ему нужно было подойти к кочке с голым, засохшим кустом, и он к ней ехал – с той скоростью, которая его в данный момент устраивала.

– Повернись, – приказал Игорь, все это время присутствовавший где-то за затылком.

Тихон оглянулся, с удовлетворением заметив, что отныне движения его головы не ограничены гибкостью шеи.

– Нет, ты вращаешь башней, а я хочу, чтобы ты повернулся сам, всем корпусом.

Тихон замер в растерянности. Команды вперед-назад дались ему сравнительно легко, но ничего другого он пока не пробовал.

– Берегись! – внезапно раздалось в левом ухе, и Тихон рефлекторно отскочил вправо, заняв боевую позицию.

– Вот видишь, все получается, надо только расслабиться. Забудь о том, что ты танк. Личность может классифицировать все, что угодно, только не саму себя. Никто из людей не считает себя разумным млекопитающим. Вот ты. Кто ты такой?

– Я? – Тихон задумался. – Не знаю. Я – это я.

– Правильно. Не человек, не танк, не шестнадцатилетний парень с тонкими ручками и сутулой спиной. Не вонючий засранец, который за первые двадцать часов службы умудрился…

– Хватит!

– Ты – это ты, – согласился Игорь. – Повернись еще.

На этот раз у него получилось легко и естественно. Стоило Тихону отвлечься от мысли, что он чего-то не умеет, как выяснилось, что он умеет все.

– Отлично. Теперь побегай. Не бойся, это детская площадка, ям и ловушек здесь нет.

Кто боится-то, про себя огрызнулся Тихон, запоздало вспомнив, что лейтенант находится не где-нибудь, а прямо у него в мозгу.

Он наметил ровную дорожку и ринулся вперед, стремительно набирая обороты. Никаких приборов перед глазами не было, как впрочем, не было и самих глаз, тем не менее, Тихон остро чувствовал темп, и в любой момент мог сказать, с какой скоростью движется. Гладкая поверхность осталась позади, и он все чаще наскакивал на трамплины кочек, подбрасывавшие его высоко вверх. Пролетая по несколько метров, он грузно врывался траками в сырую почву и, раскидывая мягкий лишайник, мчался дальше.

Этот бег напоминал что-то из глупого и счастливого детства, возрождал в памяти ощущение полной свободы и был особо приятен тем, что ни капли не утомлял. Скорость уже перевалила за сто пятьдесят; серая растительность неслась навстречу, сливаясь в пунктирные полосы. Тихон выбрал крупный пригорок и сделал мощный рывок, намереваясь от души насладиться полетом. Он на выдохе преодолел крутой склон и уже оторвался от земли, когда увидел, что внизу ничего нет. За гребнем начиналась пустота.