Волчье отродье - Кирилл Грабовский Страница 10

— П-п-понятно, — выдавил из себя Макс. Язык почему-то не хотел слушаться. — Очень кстати эта твоя лицензия.

— Всю обойму со страху расстреляла, — смущенно призналась Анна. — Перезарядить нечем. Ну и ну…

Она осторожно подошла к месту, на котором раньше стоял волк, опустилась на корточки, покачала головой. Потом сняла перчатку и потрогала дорожное покрытие, поднесла палец к глазам.

— Странно…

— Что странно? Что он на нас напал?

— Нет, это как раз не странно. Мало ли кого теперь новые русские держат. Я слышала, у некоторых даже свинки такие дома, карликовые. И лошади. И крокодилы. Значит, какой-нибудь идиот мог и волка купить. Вопрос денег.

— Ты уверена, что это был волк?

— На все сто. Меня интересует другое…

— Что именно?

— Видишь ли, Максик, — Анна посмотрела на трясущегося от запоздалого приступа ужаса спутника странным взглядом. — Асфальт совершенно сухой. Если не считать грязи. А ведь я несколько раз в него попала…

Ближе к полуночи Пашка наконец забылся тяжелым, зыбким сном. Он то погружался в липкую черноту, как в болото, то выныривал, повинуясь притягательному обжигающему взгляду полной луны. Просыпался на несколько секунд, жадно хватал ртом воздух, очумело оглядываясь вокруг и пытаясь понять, что он делает на жесткой развороченной постели со смятыми простынями. Потом лекарство пересиливало, и мальчик снова проваливался в сон.

Давящая темнота, потом тесная комната, городская духота, цепко держащая за горло, выдавливающая из легких остатки кислорода. Лунный свет обжигает, полосует слабую смертную плоть, сдирает кожу, плавит кости. Поток сияния ширится, охватывает весь мир, всю вселенную, растворяя в себе маленькую скорчившуюся человеческую фигурку, поглощая ее без остатка…

Свобода.

Пашка бежал по мокрому осеннему лесу, жадно вдыхая сладковатый, пахнущий прелью воздух. Сонная одурь исчезла без следа. Мир сделался огромным, гулким, как пустая комната, с небес струилось прохладное сияние. Под ногами шуршала палая листва, а где-то на уровне глаз покачивались обнажившиеся нижние ветки деревьев.

Пашка вдруг осознал, что видит окружающее с непривычного ракурса. Может быть, слишком низко. Предметы казались гротескно искаженными, чуть подсвеченными, словно бы он смотрел в прибор ночного видения. Зато мир звуков и запахов просто потрясал.

Новообретенные ощущения, так мучавшие его в тесной городской квартире, в лесу доставляли истинное наслаждение. Он слышал, как вздыхает птица на ветке дерева и как мыши топочут в своих норках в преддверии подступающей зимы. Он чуял воду у корней деревьев и ветер в их ветвях. Мысли стали вдруг простыми и короткими, предельно конкретными. Пашка с упоением вслушивался и вглядывался в открывшийся ему удивительный мир.

Он ощущал запах лунного света, видел то, что обычно скрыто от людских взглядов.

Полупрозрачных русалок в темном озере с заросшими камышом берегами. Их холодные глаза пристально следили за пробегающим мимо пришельцем.

Скрытных лесных существ, чьи неясные контуры плыли, мерцая, за переплетенными ветвями кустарника.

Болотных тварей, водящих бесконечные хороводы вокруг призрачных, одуряюще пахнущих болотных цветов.

Он чуял следы людей. Следы зверей и птиц. Следы никому не ведомых существ, оставленные на причудливом переплетении лесных тропинок.

Он отчетливо знал, что некоторые тропинки ведут туда, куда не дойти просто так. Не доехать, не долететь, не добраться. Они вели в Иные места, пересекаясь в причудливой трехмерной проекции, сворачивая, раздваиваясь и растраиваясь, исчезая так же внезапно, как и появились.

И вдруг среди путаницы нездешних троп, палых листьев и узловатых корней он отыскал Страшный След. Пашка так испугался, что невольно отпрыгнул и жалобно завизжал — рот его отчего-то отказывался издавать членораздельные звуки. Потом пересилил себя, подошел снова, осмотрел, тщательно обнюхал. Нет, чутье не подвело его. Страшный След не имел запаха. Никакого. Он выглядел как новенький, единственный четкий отпечаток человеческой ноги на влажном суглинке тропы, края еще не успели расплыться. Но тот, кто оставил его, не мог быть человеком.

Арчи бесился от ярости. День сегодня не задался с самого начала. И она! Как она могла так поступить! Да еще в такой день, когда луна властвует над миром, заставляя его кровь бурлить в жилах. Предательница. Лживая стерва. Она посмела так говорить с ним! Посмела поднять руку на своего хозяина, низкая человеческая тварь!

Хуже всего было то, что сейчас он не мог даже сорвать зло ни на ком из своих слуг.

Вот они все, сидят кружком около огромного валуна, надежно укрытого в глубине Битцевского лесопарка от посторонних глаз. Вряд ли кто из людей сможет добраться сюда сквозь дебри колючек и плотно переплетенных ветвей кустарника.

Лежащий за надежной живой преградой камень был таким древним, что помнил еще времена, когда кругом не было ничего, кроме темноты, убийственного холода и бесконечного льда. Даже ночи были беззвездными, а небо затягивали черные тучи. И вот однажды в робкий просвет в оскверненных небесах пробился лунный луч. Он не нес с собой живительного тепла, способного прогнать холод, но слабо осветил окованный шершавой ледяной коркой валун. И огромную звериную тень рядом.

Великий Отец волков, сын Лилит, оперся когтистой лапой о дремлющий камень и отпечатал свой след навеки.

С тех пор дети Отца собирались здесь каждое полнолуние перед началом охоты.

Но сегодня, в столь прекрасную и жуткую осеннюю ночь, когда все живое вспоминает о Великой Зиме и потому страшится прихода зимы малой, охота задерживалась. Арчи чувствовал, как бешенство затапливает его разум словно талая весенняя вода. Еще немного, и он бросится на того, кто стал помехой их смертоносной игре.

Нет, не бросится. На того, кто стоял перед ним на поляне, спокойно облокотившись о священный камень, Арчи даже боялся поднять глаза. Он смотрел на пожухлую осеннюю траву, серебристую в лунном свете, и мечтал о том, чтобы не имеющий запаха пришелец был просто человеком и можно было бы кинуться, свалить его на землю и вцепиться зубами в глотку.

Но пришедший ниоткуда не был человеком. И обладал правом приказывать ему, Королевскому оборотню, праправнуку Лилит. Это было невыносимо.

— В следующее полнолуние по тропе между часом Нетопыря и часом Волка пройдет человек, — продолжал пришелец, глядя куда-то поверх головы Арчи. — Он будет один, и вы его убьете. Его никто не хватится.

Арчи и его стая внимательно слушали негромкий, внятный голос, хорошо различимый в тиши ночного осеннего леса. Пришельца отнюдь не смущало, что он беседовал со стаей собак.

— Значит, говоришь, старая дача освободилась? Интересно. Посмотрим. Ну ладно, в этом месяце все, — заключил он наконец. — Теперь слушай меня ты, вожак.

Арчи втянул носом воздух. Отсутствие какого бы то ни было запаха доводило его до исступления. Казалось, что с ним говорит призрак. Даже русалки, и те пахнут. Мертвечиной, гнилью — но это все-таки лучше, чем ничего.