Скверна - Сергей Малицкий Страница 10

Корабль назывался «Белый» по цвету палубы и бортов, а управлял кораблем черный человек по имени Моллис. Так считалось, на самом деле Моллис управлял моряками, большею частью такими же черными, как он сам, а с кораблем разбирался мальчишка лет двенадцати – ханей по имени Шупа, зеленоглазый, смуглый, со впалыми щеками, взрослыми складками у рта, копной выгоревших до белизны волос, гибкий и широкоплечий. Кажется, только он знал, как назывались многочисленные паруса корабля, какие канаты, которые оплетали судно словно сеть, куда вели и как нужно с ними обходиться, чтобы судно двигалось именно в ту сторону, в которую вздумалось двигаться его капитану. За Шупой, словно тень, следовал уже знакомый Игнису здоровяк Шиару, пресекая ропот моряков, которым приходилось теперь не сидеть на веслах, а тянуть за веревки и даже порой карабкаться по плетеным лестницам. Впрочем, два десятка тяжелых весел на корабле тоже имелись, но за те две недели, что Игнис пролежал под навесом на палубе, приходя в себя после многодневного рабского существования, они не пригодились ни разу. Хотя капитан Моллис с самого первого дня пообещал лаписскому принцу, что покорячиться с веслом ему необходимо. И то ведь чуть живого, бесчувственного приволокли с невольничьего рынка, думали, что так и придется за борт сбрасывать, не выживет, а он не только открыл глаза, но и в ответ на невинную шутку едва не свернул шею самому капитану! Тогда Игнис и получил от Моллиса оплеуху и теперь залечивал под навесом не только шрамы на спине, бедрах и плечах, но и синяк в половину лица. Точно такой же кровоподтек имелся и у Моллиса, охватывая левое плечо до левого уха, но цветом он на темной коже не выделялся и давал о себе знать лишь припухлостью и перекошенной физиономией ее носителя. К тому же черный капитан все две недели двигался по палубе боком, покряхтывал и поминал всех морских демонов поочередно и скопом, причисляя к их числу и недолгого знакомца, и самого себя за то, что вздумалось этого полудохлого бедолагу выкупить за десять серебряных монет у остервеневшего и едва не забившего его степняка.

Понемногу приходя в себя, Игнис узнал о том, что необычный корабль этот Моллис захватил у пиратов через неделю после того, как ссадил на берег в Тире доброго приятеля Сина с его подопечным, который, вернувшись в виде истерзанного раба, пока что ничего, кроме убытка и увечья, самому капитану не принес. Сначала Моллис хотел сбыть это странное и как будто несуразное судно в первом же порту, но оставшийся на корабле еще от его первоначальных хозяев-ханеев Шупа показал, как пользоваться диковинными парусами, и сделанные в первый же час при хорошем ветре тридцать лиг вдоль тиренского берега убедили Моллиса, что расстаться следует с предыдущей посудинкой. В порту Миноа так и было сделано. А где бы еще, как не на острове, если все порты от Самсума до Этеллиша и Шадаллу были закрыты из-за страха белой смерти? Только на островах сохранялась хоть какая-то торговля, но что толку с тех островов, поэтому быстроход «Белый» шел под всеми парусами на юго-запад, к океанским просторам.

– Не боишься, что близ ханейского Эшмуна отыщутся собратья бывшего хозяина корабля? – спросил как-то Игнис, который уже понял, что быстрое возвращение в Лапис ему не грозит; порты и в самом деле были на замке, а отправляться пешим ходом через всю Анкиду, и особенно через просторы земли Саквиут, никак не стоило. Шалили на равнинах степные разбойники манны, жестоко шалили, на собственной шкуре Игнис испытал их шалости.

– Не боюсь, – мотнул головой и тут же скривился от боли в шее Моллис. – И расходился уже с ханеями, у них, кстати, похожих корабликов пока не замечал, вот у корабелов из Кемы что-то подобное мелькало, но где Кема и где мы? Да и не осталось родных у бывшего владельца. Считай, что Шупа был хозяином корабля. Во всяком случае, имя на его ярлыке и гравировка на рулевом колесе совпадают. А я этот кораблик у Шупы купил. Все честь по чести, оформил купчую. И нанял его парусным мастером. Пираты, которые убили его дядю, знатного купца, вырезали всю семью, ханеи ведь живут на кораблях, только Шупу и оставили. Да и то на продажу приберегали, а потом выяснили, что сами с парусами не управятся. Год он так и мыкался под парусами и плетьми, пока не пришел разбойникам конец. С нашей помощью, – расплылся в улыбке Моллис.

– Ты так говоришь, как будто сам не пират? – спросил Игнис и, видно, обидел великана, потому что тот и о шее больной забыл, повернулся к принцу так, словно собирался украсить синяком и вторую половину его лица.

– Ну, наверное, не обычный пират, а правильный, – пожал плечами Игнис. – Син говорил, что ты как раз только на пиратов и нападаешь…

– Син говорил… – пробормотал Игнис. – Тогда ладно. Если Син, то ладно. Жалко мне его. Не могу поверить, что изрубили его степняки. Никогда я не встречал никого похожего. И ведь говорил он мне, говорил, что сберегает его судьба, не дает ему убиться. Что ж теперь, выходит, он ошибался?

– Он был великим воином, – вздохнул Игнис. – Но я видел несколько стрел, пробивших его грудь, и удар меча, который раскроил его почти пополам. Внутренности выпали к ногам. Кровь вытекла вся. Дыхание покинуло его. Сердце остановилось. Что еще нужно, чтобы увериться в смерти?

– Я не пират, – глухо пробормотал Моллис. – И не был им. И даже на пиратские суда сам не нападаю. Никогда. Какой флаг на мачте? Ты видишь?

– Желтый, – пожал плечами Игнис. – Желтый с синей полосой. Но разве пираты не вешают на свои мачты любые флаги? Или у тебя нет черной тряпки для устрашения встречных судов.

– Нет, – отрезал Моллис. – Это флаг Нилотты. Или того, чем она была или могла бы стать. Или чем будет.

– Твоя родина, – понял Игнис.

– Да, – кивнул Моллис. – Желтое – это солнце, которое покинуло мою землю, если верить древним преданиям, тысячи лет назад. Синяя полоса – великая река Элену. И никакой другой «тряпки» у меня нет.

– Тогда что ты делаешь в море? – не понял Игнис. – Торгуешь?

– Никогда, – гордо выпрямился Моллис. – Нет, торгуюсь, бывает, когда нужно сбыть захваченную у разбойников добычу, если хозяев ее не находится, но не торгую. Всякий человек продает что-то, но лишь каждый сотый из них торговец.

– Понял, – устало откинулся на палубу Игнис. – Ты просто любишь море. А все прочее случается само собой.