Посох царя Московии - Виталий Гладкий Страница 10

Выходит, что единственное поручение, с которым может справиться посланник московитов, — это доставка лейб-медика для своего царя. Уолсингем уже знал, что в Москве Андрею Совину была дана «Опасная грамота» [27]на доктора (поскольку послы не имели права проявлять инициативу в подобных вопросах или нарушать пункты, указанные в «Наказной памяти» [28]). Значит, Совин будет землю копытами рыть, а постарается исполнить хотя бы один наказ Иоанна Васильевича. Он не остановится ни перед какими расходами, лишь бы заполучить Бомелиуса.

— Что ж, — сказал Уолсингем, — теперь все понятно… — Он немного помедлил, остро вглядываясь в Бомелиуса (от этого всепроникающего взгляда душа лекаря снова ушла в пятки), а затем довольно сухо продолжил: — Благодарите сэра Сесила за его доброту и заботу. Ваше дело разрешилось наилучшим для вас образом… — Решение пришло спонтанно, и помощник начальника тайной службы начал свою игру. — Вас выпустят из Тауэра, штраф, наложенный Коллегией за нарушение закона о лицензии, будет оплачен… м-м… скажем так, вашими доброжелателями. — «Например, московитом Андреем Совиным…» — подумал не без самодовольства Бомелиус; он оживился, а в его тусклых, будто присыпанных серым пеплом темных глазах блеснул живой огонек. — Но! Вам запрещено практиковать в Англии. Если нарушите запрет, то в случае повторного ареста в Лондоне или где-либо еще на территории королевства вы будете оштрафованы на 100 фунтов стерлингов и вас будет ждать если и не плаха, то очень длительное тюремное заключение.

— Сэр! — в отчаянии воскликнул Бомелиус. — Но как же мне жить дальше?! Ведь практически меня лишают средств к существованию!

— Это ваши проблемы. А вообще-то… — Уолсингем надел на себя маску сочувствия. — Сэр Сесил советует вам покинуть пределы Англии и как можно скорее. Уезжайте подальше. Пройдет время, все забудется… а там видно будет.

— Но, чтобы уехать, нужны деньги! А в моих карманах нет ни единого пенни [29]!

— Это уже другой разговор. Садитесь за стол. Вы голодны, вам нужно подкрепиться. А потом мы побеседуем более обстоятельно…

Бомелиус робкими шажками приблизился к столу и сел. Уолсингем налил ему вина в простой, но вместительный оловянный кубок, и вскоре бедный лекарь уплетал за обе щеки удивительно вкусные (как ему показалось) яства, приготовленные тюремным поваром. Время от времени его взгляд невольно обращался на неподвижную, подсвеченную пылающими угольями фигуру палача, по-прежнему неподвижно торчавшего возле горна, и тогда по спине Бомелиуса в очередной раз начинали ползать мурашки.

Но два кубка отменного кларета [30], искусно запеченная на вертеле баранья нога, пирог с дичью, а главное, белоснежная скатерть, казалось бы, совсем неуместная в этом мрачном пыточном застенке, постепенно настроили узника на новую волну. Он расслабился и почувствовал, что к нему начало возвращаться человеческое достоинство, от которого в тюрьме с ее жестокими нравами обычно остаются лишь одни воспоминания.

Уолсингем тоже отдал дань угощению, предоставленному по милостивому распоряжению коменданта Тауэра. Он не успел позавтракать, поэтому ел почти так же жадно, как и лекарь. Однако помощник начальника тайной королевской службы работал не только зубами. В эти минуты в его голове разрозненные разноцветные стекляшки сложной интриги, которую он затевал против Московии, постепенно становились на свои места, превращаясь в законченное мозаичное панно коварного заговора.