Посольский город - Чайна Мьевилль Страница 10

Я сидела у стойки бара и выпивала с кучкой временных друзей, которые были там, как и я, транзитом и которых я теперь едва помню. Вели мы себя отвратительно. От ленивого флирта с барменом я перешла к издёвкам над учёными из КЧЛЭ, которые сидели за столом, напились и шумели не меньше нашего. Сначала мы просто подслушивали, потом, с присущей иммерлётчикам заносчивостью, заявили им, что они ничего не знают ни о жизни, ни о языках в иммере, и пошло-поехало.

— Ну давай, спроси у меня что-нибудь, — бросила я Скайлу. Это было первое, что я вообще ему сказала. Точно знаю, какой у меня был вид: сидя на высоком табурете, я повернулась спиной к стойке, и, опираясь на неё, вздёрнула нос, чтобы глядеть на него сверху вниз. При этом я наверняка показывала на него обеими руками и улыбалась довольно сдержанно, чтобы не давать ему ни малейшего спуску. Скайл за своим столом оказался самым трезвым и потому был рефери в нашем споре.

— Я всё знаю про странные языки, — сказала я ему. — Уж побольше, чем вы, тупицы. Я из Послограда.

Когда он мне поверил, я в жизни не видела, чтобы человек так поразился и обрадовался. Из игры он не вышел, но на меня с этого момента смотрел совсем по-другому, особенно когда узнал, что остальные в моей компании — не мои земляки. Из Послограда была я одна, и Скайлу это нравилось.

А мне нравилось не только его внимание: я была довольна тем, что этот поджарый, крутой с виду парень пикируется со мной всерьёз и под искренний хохот окружающих задаёт мне вопросы со смыслом. В конце концов мы с ним ушли вместе и провели ночь и ещё день в попытках доставить друг другу удовольствие сексом, спали, пробовали снова, и так несколько раз, добродушно переживая неудачи. За завтраком он буквально извёл меня своими уговорами и приставаниями; я отвергала их с деланым презрением, забавляясь от души, затем уступила и позволила ему отвести меня, усталую, но, как я пошутила, не совсем затраханную, на конференцию.

Он представил меня коллегам. КЧЛЭ была посвящена изучению людьми языков экзотов, и её участники были буквально заворожены самыми странными из них. Я видела наспех слепленные временные триды, извещающие о начале заседаний по межкультурным хроматофорным сигналам, по языку прикосновений у невидящих бурданов и по мне.

— Я работаю с гомашем. Вы знаете такой язык? — спросила меня одна молодая женщина ни с того ни с сего. Она была очень рада, когда я ответила, что нет. — На нём говорят, отрыгивая. Катышки со вставленными в них комбинациями энзимов служат предложениями, которые собеседники должны съесть.

Тут позади неё всплыл мой трид. «Гостья из Послограда! О жизни среди ариекаев».

— Это неправильное название, — сказала я устроителям конференции, — они Хозяева.

Но они ответили:

— Только для вас.

Коллеги Скайла обрадовались возможности поговорить со мной: никто из них никогда не встречал послоградцев. Не говоря уже о Хозяевах.

— Они ещё в карантине, — сказала я им, — и вообще, они никогда не просились наружу. Мы даже не знаем, выдерживают ли они погружение.

Роль диковины доставляла мне удовольствие, но мои собеседники были разочарованы. Я предупреждала Скайла, что так будет. Обсуждение стало расплывчатым, все ударились в социологию, поняв, что ничего конкретного о Языке я им не скажу.

— Я его почти не понимаю, — рассказывала я. — Все, кроме послов и служителей, учат его совсем немного.

Один из участников вытащил записи речи Хозяев, и мы прошлись по словарному составу. Я с удовольствием добавила нюансов некоторым определениям, но, честно говоря, в комнате нашлись, по крайней мере, двое людей, которые понимали Язык лучше, чем я.

Вместо этого я рассказывала им истории из жизни далёкого аванпоста. Они не слышали об эоли, об искусстве изготовления скульптур из воздуха, благодаря которому над Послоградом удерживается купол пригодной для дыхания атмосферы. Некоторые видели кое-какие импортные биомашины, но, пользуясь устаревшими тридами, которые у них были, я сумела рассказать им о более крупных структурах, таких, как стада домов, или описать жизненный путь моста, начинающегося с клетки понтона и постепенно, без всяких видимых причин, разрастающегося до магистрали, соединяющей целые районы города. Скайл спросил меня о религии, и я ответила, что, насколько мне известно, у Хозяев её нет. Я вспомнила про Фестиваль Лжецов. Скайл оказался не единственным, кого интересовала эта тема.

— Но я всегда думал, что они не умеют лгать, — сказал он.

— В этом вся суть, — ответила я. — Стремление к невозможному.

— Какие они, эти фестивали? — Я рассмеялась и ответила, что не имею понятия, ведь я не присутствовала ни на одном из них, да и вообще никогда не была в городе Хозяев.

Они начали обсуждать Язык между собой. Не зная, как лучше отплатить им за гостеприимство, я в качестве анекдота пересказала им то, что произошло со мной в заброшенном ресторане. Они снова слушали внимательно. Скайл пожирал меня глазами маньяка.

— Так ты сравнение? — спросили они.

— Я сравнение, — ответила я.

— Ты рассказ?

Я была рада, что смогла дать что-то Скайлу. Он и его коллеги больше, чем я сама, радовались тому, что когда-то меня сделали сравнением.

Иногда я дразнила Скайла тем, что он любит меня только за то, что я немного знаю язык Хозяев, или за то, что я сама — его часть.

Он почти завершил свои исследования. Его работа касалась сопоставления ряда фонем нескольких языков, принадлежавших разным видам живых существ в разных мирах, что меня больше всего озадачивало.

— Что ты ищешь? — спрашивала я.

— Секреты, — отвечал он. — Ты знаешь. Сущности. Унаследованности.

— Поздравляю тебя с таким безобразным словом. Ну и?

— И их нет.

— М-м-м, — сказала я. — Неловко.

— Слышу пораженца. Что-нибудь сляпаю. Учёный не может позволить ошибке встать на пути теории.

— Ещё раз поздравляю. — Я выпила за него.

Мы провели в том отеле больше времени, чем каждый из нас планировал, а потом я, в отсутствие определённых планов и работы, нанялась на судно, которое увозило его торговым путём домой. У меня был опыт, рекомендации, и получить работу оказалось легко. Дорога была недолгой, часов 400 или около того. Узнав, как тяжело Скайл реагирует на погружение, я была тронута тем, что он решил не засыпать в нашем первом совместном путешествии. Однако жертва оказалась бессмысленной — во время моих дежурств он боролся с тошнотой в одиночестве, а между сменами он, несмотря на медикаменты, едва мог со мной говорить. И всё равно, хотя его состояние и раздражало меня, я была тронута.

Судя по тому, что он говорил, ему требовалось совсем немного времени, чтобы привести в порядок последние главы, схемы, звуковые файлы и триды. Но Скайл вдруг объявил, что не будет представлять диссертацию к защите.

— Ты столько работал, а теперь отказываешься прыгать в последнее кольцо? — спросила я.